Притяжение Балтии

Русские в Балтии в основном были работниками создававшихся при советской власти громадных предприятий союзного подчинения — рабочими и инженерами⁵. Во всех трёх республиках их удельный вес был (и есть) выше в рабочих и инженерных профессиях и ниже — в крестьянстве и среди творческой, гуманитарной и научной интеллигенции (что, опять-таки, скорее является общесоветской, чем специфически балтийской закономерностью)⁶. Сразу же после захвата СССР Балтии, естественно, много русских, присланных сюда Москвой (а также обрусевших представителей балтийских народов, живших до этого в России), оказались на высших должностях государственной и партийной иерархий, но со временем ситуация изменилась. В конце советской власти в партийной бюрократии балтийских республик русские уже были скорее недопредставлены⁷. В компартиях, однако, их удельный вес оставался выше, чем удельный вес в населении. К концу советской власти в компартии Эстонии было 50 % эстонцев и 39 % русских, в компартии Литвы — 71 % литовцев и 17 % русских, а в компартии Латвии русских было даже больше, чем латышей (40 % латышей и 43 % русских) [Krupavičius 1998, р. 168]. Естественно, русские преобладали среди военных стоящих в Балтии частей. Очень много русских было в милиции. В Риге, Вильнюсе и Таллине к 1991 г. более 80 % милиционеров были русскими [Lieven 1993, р. 322].

Хотя в разных социально-профессиональных группах русские, как мы видели, были представлены по-разному и хотя существовали и существуют большие отличия в социальном составе русского населения отдельных балтийских республик и отдельных регионов в этих республиках (ясно, например, что социальная структура русской Нарвы отличается от социальной структуры русского населения Таллина), в целом нельзя сказать, что социальный состав русского населения отличался от социальной структуры балтийских народов принципиально. Русские не были, как это часто утверждалось в балтийской публицистике периода борьбы за независимость, «низами» балтийских обществ, «гастарбайтерами», выполняющими непрестижную, неприятную и низкооплачиваемую работу (хотя и принадлежали к народу, официально считавшемуся «старшим братом»). Р. Мисиюнас и Р. Таагепера пишут: «В балтийском массовом представлении об иммигрантах на первом плане находится фигура необразованного и некультурного русского рабочего-строителя. Но статистика говорит, что средний образовательный уровень русских и украинцев в балтийских республиках был даже несколько выше, чем у самих балтийских народов» [Misiūnas, Taagepera 1993, p. 216]. Но они не были и «верхушкой» советских балтийских обществ, народом господ, подобно предшествовавшим завоевателям-«мигрантам» в Балтии — немцам.

И как русские не занимали в балтийских обществах какой-то совсем уж особой социальной ниши, так и по отношению к русскому народу в целом они не представляли собой (за исключением относительно небольших групп «досоветских» русских) особой социально- и культурно-маргинальной или даже своеобразной группы. Это — «нормальные» русские советские люди. Может быть, даже несколько «более советские» по психологии и культуре, чем население центральной России, в силу того что среди них недопредставлены традиционалистское крестьянство и гуманитарная интеллигенция и перепредставлены рабочие и инженеры — те самые мобильные советские люди, которые ехали за длинным рублём или по зову партии в разные необжитые уголки СССР.

Это очень важно для правильного понимания отношений русских в Балтии и балтийских народов. Это не отношения представителей разных социальных классов, а представителей разных культур, причём балтийские русские — «нормальные», репрезентативные представители своей, русско-советской, культуры.

Прежде чем перейти к вопросу об отношении русских к балтийским народам, в среде которых они оказались, посмотрим, каким было отношение балтийских народов к приезжим. Отношение коренных народов Балтии к русским, народу-завоевателю, хорошим быть не могло. Английский корреспондент, которому в 1944 г. в составе группы корреспондентов стран-союзников удалось побывать в недавно освобождённом от немцев Таллине, писал: «Вскоре нам стало очевидно, что эстонцы ненавидят и презирают русских... Я не думаю, что кому-нибудь из нас встретился человек, у которого нашлось доброе слово о русской реоккупации» [Misiūnas, Taagepera 1993, p. 72].