– Да. Мое будущее, – повторила я, уже уверенней, а затем, чтобы отсрочить неизбежное, принялась разглядывать убранство комнаты. Здесь все пропахло им. Каждая вещь дышала им. В рамках на тумбочке его детское фото с футбольным мячом. Задорный мальчуган с черными кудряшками и жгучими карими глазами. Бровь разбита и залатана пластырем. Значит, вот откуда взялся этот едва заметный шрам. Наверняка кучу маленьких сердечек покорил тогда. И сейчас ничего не изменилось. Я улыбнулась и взглянула на мужчину.
– Ты совсем не изменился. Все также крадешь женские сердца, – горестный вздох. Слишком тягостный и неуместный.
– Но одно сердце мне украсть никак не удается, – он подошел вплотную и накрыл мои плечи ладонями.
Ох, если бы он только знал, что оно уже давно не принадлежит мне и сложено к его ногам. Я закрыла глаза, стараясь не думать, не дышать, не чувствовать. Жить и быть только здесь и сейчас.
– Что же ты творишь со мной, Амелия, – шумно вдохнув аромат моих волос, он отстранился и отошел к шкафу. Я едва не захлебнулась от нежности и чудом удержалась на ногах. С этим срочно нужно что-то делать.
– Здесь всего одна кровать, мистер Эллингтон, – я решила зайти с другой стороны.
– Вы крайне наблюдательны, мисс Уэйнрайт, – раскрыв шкаф, он плотоядно улыбнулся и бросил взгляд в мою сторону. – Подойдите ближе, помогите определиться с выбором.
Я уставилась на парад рубашек мистера Эллингтона, аккуратно выглаженных и развешенных по цвету.
– Планируете что-то особенное?
– Очень особенное. Сегодня я планирую наследника, – его светящиеся глаза напугали меня. Правда напугали. Неужели он всерьез все это воспринял, и не намерен играть?
– Генри, – сиплым голосом протянула я.
– Не выберешь ты – выберу сам, – с угрозой.
Я глупо смотрела на него, хлопала глазами и не могла поверить в происходящее. Наконец, он достал белоснежную хлопковую рубашку и, протянув ее мне, отчеканил:
– Надевай.
– Зачем?
– Предпочитаешь спать обнаженной? – изящно выгнутая бровь. – Одобряю, но мне будет очень тяжело уснуть в таком случае.
– А вы отвернетесь? – глупое предположение.
– Могу сказать, что да, – плутовато заявил он, стягивая с себя свитер.
Кажется, я начинаю понимать, что чувствуют олигофрены, когда смотрят в одну точку, пуская слюну. Судя по всему, они самые счастливые люди на свете. Потому что я со стороны выглядела именно так. За свитером последовала майка, и Генри остался в одних брюках, демонстрируя мне прекрасно сложенный торс. Если бы глаза умели выжигать, дыра ему была бы обеспечена. Перевела взгляд выше. На лице довольная улыбка. Плут. Доволен произведенным эффектом. Специально проделывает со мной все это. Хорошо. Я принимаю вызов.
Повернувшись к мужчине спиной, я отошла к кровати и, сорвав с плечиков, бросила на нее рубашку. Затем принялась очень медленно расстегивать пуговицы на сарафане. С перебинтованной рукой это было не так просто, но я справилась. Разделавшись с ними, я отпустила ткань и позволила ей мягким облаком упасть к моим ногам.
– Как хорошо, что вы не подглядываете, мистер Эллингтон, – елейным голоском пропела я.
На мне осталось лишь нижнее белье и босоножки на высоком каблуке. Спасибо Одри за пополнение коллекции и обучение искусству обольщения. Теперь, надеясь на «авось», я всегда надеваю именно такое – убийственное для мужской холодности нижнее белье. Наклонившись за рубашкой ниже, чем то требовалось, я прогнула спину, позволяя мужчине полюбоваться изгибами моего почти обнаженного тела, самые пикантные кусочки которого прикрыты легким вишневым кружевом. Позволяя догадываться и фантазировать. Не удержалась и обернулась, чтобы посмотреть, какое впечатление произвела моя маленькая игра. Внутри расцвели райские сады, когда я заметила затуманенный взгляд. Грудь мужчины поднималась от тяжелого дыхания, на лице ходили желваки – признак того, что он едва сдерживает себя. Заправив распущенные волосы за ухо, я подняла с кровати рубашку и прижала ее к себе, с закрытыми глазами вдыхая аромат любимого.
– Что ты делаешь, Амелия? – хриплый от желания голос прямо за спиной возродил внутри меня темное женское начало. То самое, которое готово для ублажения любимого мужчины стать кем угодно – святой или шлюхой. Лишь бы он смотрел с восхищением и испытывал блаженство от близости.
– Переодеваюсь, – едва дыша, ответила я и собиралась накинуть на плечи рубашку, но он накрыл мои ладони своими. Тело обожгло теплом его кожи. Инстинктивно я выгнулась ему на встречу и откинула голову. Мои ноги налились свинцом и отказывались повиноваться, тело дрожало от страсти. Тяжелое сбивчивое дыхание, терзающее мою оголенную шею, натянуло внутри тугую струну желания. Играть на ней уже невозможно. Только порвать и выпустить на волю внутреннего демона, который так истосковался по ласке и любви.
– Это тебе больше не понадобится, – в голосе опять угроза. Рубашка полетела на пол. – Ты доигралась, Амелия.
Кончики пальцев коснулись моих бедер и поползли вверх. Кожа реагировала так остро, словно по ней вели лезвием. Обжигающе холодным, острым, но таким возбуждающим.