Придание слишком большого значения докладам Крученого Мяча о бактериологическом оружии было не единственной ошибкой, с которой столкнулась западная разведка, пытаясь оценить состояние потенциала Ирака. Аналитики также неверно истолковали разведданные, которые сообщали о программах Саддама Хусейна по разработке химического оружия. Аналитики вводили себя в заблуждение, но в данном случае не из-за преднамеренного обмана, а из-за ряда индивидуальных и коллективных когнитивных ошибок. Наученные горьким опытом того, как Саддам обманул их в отношении масштабов своих возможностей в разработке оружия массового поражения, как это было обнаружено инспекторами ООН после первой войны в Персидском заливе, аналитики высказали сильное предположение, что он играл в такую же игру в 2002 году. Они сочли возможным отвергнуть противоположные признаки того, что Ирак, возможно и не будет активно осуществлять свои запрещенные программы, списав эти показатели на хорошо известные обманные и хитроумные мероприятия Ирака. Точка зрения, что Саддам должен скрывать запрещенные материалы, не сданные после первой войны в Персидском заливе в 1991 году, стала общей для всех разведывательных агентств Запада.
Сила этого довоенного «группового мышления» была такова, что, когда в конце концов инспекторы ООН вернулись в Ирак в 2003 году, американские и британские аналитики не спешили открыто признаваться своим боссам и друг другу в своих тайных мыслях. А именно – причина, по которой инспекторы не находили прогнозируемых запасов химического и бактериологического оружия и материалов для их производства, заключалась в том, что ничего этого внутри Ирака и не существовало.
Как видно с исторического расстояния, ключевым уроком в данной истории было то, что правительства Буша и Блэра не смогли провести различие между той частью оценок разведки, что была основана на твердых доказательствах (например, на запрещенных Саддаму ракетных испытаниях), и той, которая основывалась на допущениях и предположениях, сделанных аналитиками, уверенными в том, что они уже заранее знали ответ. Когда Колин Пауэлл читал лекции аналитикам ЦРУ после войны, он говорил, что в будущем хотел бы, чтобы они «рассказали мне то, что знают. И то, чего не знают. И то, что думают». Его перебил один весьма опытный аналитик и добавил: «И пусть они прояснят, что есть что»[84]
.Другой очевидный вывод состоит в том, что как только подозрение укореняется в сознании, оно порождает еще большее подозрение. Саддам Хусейн узнал об этом в 2002 году, когда пытался убедить Запад в том, что у него больше нет химического и бактериологического оружия, которое он использовал против Ирана и против своего собственного народа. Более того, он утверждал, что пошел на уничтожение подобного оружия ранее, но просто скрывал этот факт. Его заверения Западу в том, что работа над этими программами прекратилась (хотя он и не выполнил требования ООН о полном учете его былых производственных возможностей в данной сфере), были отвергнуты – да оно и неудивительно. Как писал в своих мемуарах директор ЦРУ Джордж Тенет: «До войны мы не понимали, что он блефует, а он не понимал, что мы не блефуем»[85]
.Ошибки в оценках разведданных по Ираку не были результатом сознательной политизации разведданных аналитиками разведслужб в угоду своей клиентуре. Они проистекали из огромной способности ума к самообману и архаическому мышлению – мы предполагаем, что мы видим то, что хотим видеть, на эмоциональном уровне и в глубине души. Тогда естественно находить причины для рационализации этого убеждения.
Одно из преимуществ использования четырехчастной методики ВООВ, как обсуждалось в главах части I, состоит в том, что она облегчает выявление на каждом уровне тех когнитивных предубеждений, которые заставляют нас видеть то, что мы хотим видеть. Мы познакомились с этим феноменом в главе 1 на примере того, как британские службы во время Второй мировой войны одурачили немецкое Верховное командование, снабдив его информацией, в которую оно хотело верить. Мы видели иную форму когнитивной предвзятости в главе 2, когда политики, стремящиеся не ввязываться в военные действия, сопротивлялись тому, чтобы рассматривать развивающийся конфликт в Боснии как потенциальный акт геноцида. В главе 3 мы выявили когнитивную проблему со стороны западных аналитиков, не сумевших предсказать, как коммунистический режим в Москве отреагирует на реформаторское движение в Чехословакии в 1968 году. В главе 4 мы приводили пример, когда глава израильской военной разведки убеждал себя, что у него есть способ получения стратегического уведомления о готовности Египта рассмотреть вопрос о нападении на Израиль, – и эта ошибка в воображении оказалась практически фатальной для государства Израиль.