Притворяясь нормальной. История девушки, живущей с шизофренией

Кино – в той или иной мере – снимается ради подкрепления тех историй, которые оно рассказывает, и мы аплодируем, когда его создатели виртуозно владеют подобной силой. Фильм – лауреат «Оскара» способен заставить нас пустить слезу и заслужить наше восхищение, потому что мы в какой-то степени верим в историю на экране. Мы заключаем с кино договор о том, что придержим свое недоверие. Если история увлекательна, а режиссер профессионален, мы позволяем себе согласиться с тем, что актер действительно бросает свою родственную душу в пещере, и, соответственно, сопереживаем, если этот актер хорош в своем ремесле настолько, чтобы заставить нас поверить в его боль. Его печаль становится в некотором смысле нашей печалью – и пусть это боль опосредованная, но она все же достаточно близка нам, чтобы заставить морщиться. Даже душещипательные мелодрамы оказывают эффективное воздействие, пусть и только потому, что сама их мелодраматичность ранит нас в самые нежные места и доставляет удовольствие, пробуждая нашу собственную способность к эмпатии, сколь угодно сопливо-слезливой.

Кроме того, технологическое развитие кино усиливает его реалистичность. Сидеть и смотреть фильм, проецируемый на экран с помощью стрекочущего за спиной проектора или в присутствии тапера, лупящего по клавишам, – это иной кинематографический опыт, нежели просмотр на огромном экране IMAX (отсюда девиз IMAX: «IMAX – значит верить»). В первой сцене фильма «Люси», где на экране появляется та самая знаменитая доисторическая Люси, я сидела и дивилась тому, насколько совершенной стала компьютерная анимация (CGI) со времен «Матрицы» – реалити-бастера[39], который я смотрела в момент премьеры и не осмеливаюсь пересматривать сейчас (не говоря уже о революционных «Терминаторе-2» или «Парке юрского периода»). Интерактивный диск Microsoft «Динозавры», выпущенный в 1993 году, в детстве вызывал у меня восторг; просмотр его киноклипов был для меня первым опытом компьютерной анимации в 3D. Но следующие 20 лет, по мере того как компьютерная анимация все увереннее завоевывала позиции, я гадала, станем ли мы вспоминать такие фильмы, как «Мумия» или «Война миров», и смеяться над тем, как легко дурачила зрителей технология, в то время еще только встававшая на ноги. В интернете можно найти список «10 наименее убедительных персонажей компьютерной графики в истории кино» с такой же легкостью, что и «25 лучших моментов компьютерной графики в истории кино». Доисторическая Люси бормочет, кривляется и сливается со средой, содержащей элементы, которые могут быть искусственными или естественными: то ли реальная, то ли нарисованная река, то ли настоящее, то ли фальшивое небо. Я разницы не вижу.

На следующее утро за завтраком я спросила К., можем ли мы поговорить о «Люси». Если бы мы вычислили, что заставило мою реальность пошатнуться, сказала я, то впредь мне было бы ясно, от каких фильмов стоит держаться подальше.

– Ну, – сказал К., – Люси казалась бы сумасшедшей при обычных обстоятельствах – из-за тех вещей, на которые она, по ее утверждению, способна. Проблема для тебя может заключаться в том, что она на самом деле способна это делать.

«Люси» утверждает, что моя реальность – и реальность людей, которые меня окружают, которым мне полагается доверять, когда я психотична, – не настоящая реальность. Этот фильм с помощью ярких кинематографических эффектов приукрашивает свое определение истинной реальности.

Фильм 2001 года «Игры разума» прослеживает жизнь математика Джона Нэша, которого играет Рассел Кроу, подчеркивая роль шизофрении в отношениях и работе главного героя. В попытке поместить зрителя внутрь «прекрасного ума» Нэша режиссер Рон Ховард прибегает к махинациям в духе Шьямалана, придумывая загадочный сюжетный поворот, при котором угрюмый куратор Нэша в министерстве обороны, а также его давний друг из Принстона и очаровательная племянница оказываются – та-дам! – игрой воображения. Психоз в «Играх разума» – не что иное, как усиленная версия детской «воображаемой дружбы», и он продолжает преследовать Нэша даже после выздоровления. В заключительной сцене фильма, когда Нэшу вручают Нобелевскую премию по экономике, он мельком видит эту вымышленную троицу. Шизофрения, подразумевает фильм, – это навсегда.