Притворись моей кицунэ

— В деревне среди лисиц ты будешь в большей безопасности, чем с ним.

— Давай, для начала, просто найдем шаманку, — вздохнула девушка, хорошее настроение улетучилось без следа.

Отвлеклась Лина лишь в деревне, рассматривая ежедневный быт простых крестьян, она с любопытством вертела головой из стороны в сторону, наблюдая за играющими детьми и работающими во дорах женщинами, через узкие прорези в своей шляпе.

Заслышав бубен, девушки ускорили шаг, в одном из дворов, шаманка ходила кругами вокруг молодого мужчины, с перевязанной рукой. Лина в нерешительности замерла, узнать старуху в маске не было никакой возможности, девушка взглянула на Мицуко. Лисица покачала головой, запах был не тот.

На четвертый день скитаний по деревням, полям, лесам и заброшенным храмам, диета из зажаренной на костре дичи уже перестала казаться Лине такой привлекательной. На очередном рынке, девушка замерла напротив торговца, поджаривающего в кипящем масле какие-то шарики, не в силах сдвинуться с места, такой вкусный от них шел запах.

— Денег у нас нет, но ты можешь попробовать один такояки[1] и сказать, что тебе не понравилось. — шепнула Мицуко.

— Наверное, это будет не вежливо.

— Это рынок, ты не обязана покупать то, что тебе не нравится. Пользуйся возможностью, пока наша одежда не износилась в дороге. Потом продавцы ничего не станут нам предлагать. Смотри и учись.

Мицуко выступила в перед:

— Моя сестрица очень любит такояки, но я говорю ей, что ваша деревня слишком далеко от моря. Начинка не может быть свежей.

— У меня очень свежая начинка, попробуйте и убедитесь сами, госпожа. — Торговец протянул два жаренных шарика на широком зеленом листе.

Лисица положила шарик в рот и стала медленно жевать, Лина последовала ее примеру.

— Ну! Что я тебе говорила? Здесь в горах ты не найдешь приличных такояки. Осьминог совсем не жуется и уже, кажется, попахивает. Этот торговец хочет нас отравить.

— Мне очень жаль, госпожа, что вам не понравилось, — виновато сложил ладони торговец.

— Пойдем от сюда, сестрица, покупать здесь что-либо опасно для здоровья.

— Жаль, что мы обидели торговца, шарики были очень вкусные, — сказала Лина, когда они отошли подальше.

— Не переживай, он не обиделся. Торговля похожа на азартную игру на деньги. Он сделал ставку на то, что они у нас есть, но ошибся. От двух шариков он не разориться, не волнуйся об этом.

— Может быть мы могли бы придумать себе какой-то заработок?

— Анэ Кихимэ не признает деньги. Лисица должна пользоваться своей хитростью, а не монетами.

— Тогда откуда у вас рис? Вы сами его выращиваете?

Мицуко громко рассмеялась, сверкнув на утреннем солнце острыми клычками.

— Конечно нет, как тебе такое могло прийти в голову? Мы получаем рис с помощью хитрости и обаяния. Но это не по моей части. Я больше лисица, чем женщина. Я занимаюсь охотой и охраной. Соблазнению тебе лучше поучиться у анэ Кихимэ. Ей в этом нет равных.

[1] Такояки — шарики из жидкого теста, обжаренный в масле, с начинкой из осьминога, зеленого лука и имбиря.

Глава 26

Полная луна успела исчезнуть и нарасти вновь, а девушки все бродили по деревням в поисках шаманки. Этой ночью они нашли себе приют под покосившейся крышей заброшенного храма. В этой стране ками появлялись и исчезали так быстро, что в любом пролеске или у красивого озера, а возможно, на опасном повороте дороги, можно было обнаружить забытое святилище. Людская память и благодарность не долговечна, но странствующему путнику такие уголки служили хорошим местом для ночлега, лучше спать на местами прогнившем полу, чем среди листьев и корней.

Лина расположилась во дворике у костра, ощипывая птицу, слишком маленькую для того, чтобы стать им еще завтраком и обедом. Мицуко вернулась в лес, надеясь поймать им что-то еще, девушки весь день проводили на ногах и им требовалось много сил, если они ослабнут, то могут не справиться с шаманкой, когда, наконец, встретят ее.

Неожиданно, совсем рядом раздались голоса, Лина едва успела надеть шляпу, как во дворике появилось три самурая.

— Глаза не обманывают меня, здесь и правда сидит женщина, готовящая ужин?

— Не спеши радоваться! Может это охагуро-бэттари[1], мы ведь пришли в храм.

— У женщины призрака всегда на голове цунокакуси[2] надета. А на этой просто соломенная шляпа.

— Так может под шляпой она шапочку и прячет. Иначе зачем ей поздно вечером надевать шляпу? Солнца давно нет.

— Скорее это футакути-онна[3]. Под шляпой она прячет свой второй рот, как раз для него ужин и готовит. — вступил в спор третий самурай. — Не может никак накормить его до сыта.

— Пусть снимет свою шляпу, тогда мы узнаем.

— Пусть снимет, никто не возражает. Вот только, кажется, она не собирается этого делать.

Лина сидела, замерев от страха, она понятия не имела, о каких ёкайях говорили мужчины, но если она снимет шляпу, то вероятно, они узнают в ней сбежавшую из дворца кицунэ.

— Если ты не злой дух, то сними свою шляпу немедленно. Иначе, наши клинки обратятся против тебя. — громко сказал тот из самураев, что был посмелее.