— Тёть Оля сегодня спросила, а я не знала, что ответить, — продолжила Майорова с задумчивым видом, — ни один предмет меня особо не привлекает.
Ева тяжело вздохнула. Наверное, беседы о будущей профессии становятся некой традицией в каждой семье. О моих желаниях осведомлялась лишь мать, а отец был уверен, что в дальнейшем я пойду по его стопам.
— Я вообще не понимаю, как можно сейчас определиться со своим будущим, — вдруг выдала Ева с такими яркими эмоциями, что мои брови полезли на лоб, — мне даже восемнадцати нет. Я не знаю, какое платье выбрать, а от меня требуется взвешенное решение о деле всей жизни.
— Слишком близко к сердцу принимаешь.
— А ты? — теперь удивлена Майорова, а я спокойно растягиваюсь вдоль кровати и помещаю руки под голову. — Мне кажется, ты так спокоен, потому что все решил.
— С чего такие выводы?
— Не знаю, — она пожимает плечами, — просто создается такое впечатление.
Ева замолкает, а я сажусь, проводя рукой по лицу.
— Не вижу смысла думать о том, чего может и не быть, — выражение лица Майоровой меняется, и я хлопаю по покрывалу, призывая поваляться и забить на уроки, — иди. Давай, история никуда не убежит, а вот момент легко.
Она мешкает, но всё-таки поднимается и идёт ко мне. Аккуратно ложится, и я разваливаюсь рядом.
Ничего глупее нельзя было придумать. Именно это лезет в голову, когда я поворачиваю голову и смотрю на Майорову, щеки которой розовеют с каждой секундой. Ловит меня на том, что я пялюсь на алые губы. Приходится отвернуться и изучать потолок, погрязая в чисто пацанских мыслях, где главная героиня Майорова. Знала бы она, что со мной происходит в данную минуту, не лежала бы рядом так спокойно.
— Раз мы не можем определиться с будущей профессией, — говорю ей и тянусь к выключателю, — тогда давай решать вместе.
Хлоп! Свет гаснет, и Майорова вскрикивает.
— Тише ты, — смеюсь врубая светодиоды на потолке, — любуйся.
Звезды и разноцветные огни. Рай для детей. Я когда-то был в восторге от того, какой сюрприз мне сделали родители. Не давал убирать и делать ремонт. Воспоминания из детства. Пусть отец преподавал мне жесткие уроки, но знал толк в подарках и организации праздников.
— Красиво, — шепчет Ева, и я поворачиваюсь на бок, чтобы видеть искренние эмоции.
— Да, — киваю в ответ, — ты о чем мечтаешь?
— В каком смысле? — она бросает на меня взгляд.
— Чтобы определиться с профессией, нужно понимать, кем ты будешь, — Ева внимательно рассматривает мое лицо и слушает, — что хочешь принести миру. Какой вклад ты бы хотела внести?
— Руслан, ты говоришь, как директриса на собрании в актовом, — Майорова сдерживает улыбку, но после мы одновременно прыскаем со смеха.
— Точно, — первым прерываю дикий хохот, — но это ведь верно.
— Не знаю, — шумно выдыхает Ева и тоже поворачивается на бок, подпирая рукой голову, — мне бы хотелось помогать людям.
— Хм, врач? — выдаю вариант.
— Нет, слишком большая ответственность.
— А ты боишься ответственности? — искренне удивляюсь, а Ева краснеет.
Вот так открытие!
— Нет, но не хочу, чтобы из-за моих пробелов в знаниях, кому-то стало хуже.
— Ладно, медицина отпадает, тогда, может быть, диетолог? — она открывает рот, но ничего не говорит. — А что? Тоже помощь людям.
— Так можно любую профессию сюда приплести, — толкает меня в плечо и улыбается, — продавщица в магазине тоже помогает.
— Я б не сказал, — кривлюсь, вспоминая, как нас благим матом покрыла стокилограммовая тётя в круглосуточном ларьке около Серёгиного дома.
— Из тебя бы получился идеальный спасатель, — между тем выпаливает Ева с огоньком в глазах.
— Хочешь записать меня в отряд МЧС? Чтобы я прыгал с крана в горящую квартиру? Или взламывал замки на дверях одиноким женщинам? О, — тру подбородок, — хороший вариант!
Очередной толчок в плечо и смех на всю комнату.
— Я серьезно. Ты бы был прекрасным спасателем.
— А ты врачом.
Смотрим друг на друга. Не знаю, что говорить. Мысли улетают, потому что глаза сползают на ее губы. Прикусывает. Матерь божья… Меня в пот бросает от того, что она рядом. Это естественно и ненормально одновременно. Я же просил быть другом, а с друзьями не возникает таких проблем и фантазий.
— Обещай не бить, — выдвигаю, слегка приподнимаясь.
— Что? — непонимающе изгибает бровь. — А…
Не даю договорить. Наклоняюсь и целую, удерживая ее за затылок.
Не ток. Меня чем-то более сильным ударяет. В каждую мягкую ткань. Чертов космос ничто по сравнению с тем, где я оказываюсь.
Впитываю. Поглощаю. Выбрасываю. Отдаю. Искрим так, что дышать нечем.
— Кх-кх, друзья мои, — мамин голос прибивает, как пыльным мешком по голове, — там ужин прибыл — моя лапша и ваши суши.
Улыбка матери. Хлопок двери. Пунцовое лицо Майоровой. Очередной срыв на поцелуй.
Чертовы светодиоды…
Глава 37