Притворщик-2, или Сага о «болванах»

Большой бокал с коньяком полностью спрятался в его кулачище. Когда Стен делал глоток, возникало впечатление, что он отпивает непосредственно из собственной ладошки.

— Прекрасно, — заявил он, отставив наполовину осушенный бокал в сторонку. — Вот сейчас я напьюсь и начну рассказывать, как в одиночку победил Адольфа. Старики любят приврать, особенно, под хмельком.

— Вы совсем не похожи на старика.

— Видели бы вы меня в молодости, — вздохнул он и опять потянулся за бокалом. — Спрашивайте.

— Если не ошибаюсь, вы присоединились к сопротивлению в пятнадцать лет.

— Верно, в пятнадцать, но уже тогда я был крупным, — он возвышался надо мной как крейсер над байдаркой. — Все равно не хотели брать, уж как я ныл.

— Вы сразу попали в боевое подразделение?

— Нет, конечно, кто же доверит серьезную работу сопляку. В «пятерку» меня приняли через полгода.

— То есть, вам по-прежнему было пятнадцать.

— На войне быстро взрослеют, — он допил бокал и с сожалением отставил в сторону.

— Официант! — заголосил я.

— Отличный коньяк, благодарю вас — он посмотрел в сторону сигарет, я кивнул.

— Вы сказали, Стен, что на войне быстро взрослеют. Какая это была война?

— Странная, — его рука замерла на полпути. — Мы совсем не знали, как нам сражаться, много болтали и верили всем подряд, — отставил бокал и закурил. — Многие из нас поэтому так и остались молодыми.

— Чем конкретно занималась ваша «пятерка»?

— Воровали у немцев оружие, прятали его, потом оно уходило к тем, кто сражался.

— Прятали?

— Ну, да.

— Где же?

— Где угодно: в скалах, в заброшенных домах, на фермах. Даже на кладбище прятали.

— На кладбище? Интересно.

— Не то слово, — он опять потянулся к бокалу. — До сорок первого не прятали, а в тот год у нас появились «Четыре орла».

— Как вы сказали, «Четыре орла»? — я едва не поперхнулся коньяком. — Похоже на приключенческий роман.

— Так и было, — откинувшись на стуле, мой собеседник послал улыбку в прошлое. — Понимаете, мои отец с матерью были тихими и мирными людьми, а брат матери, Нильс Греннинг, был военным. В первую мировую сражался на стороне союзников против немцев.

— Даже так?

— Он был военным летчиком и одержал семнадцать воздушных побед. По тем временам — очень серьезная цифра.

— По нынешним тоже.

— Когда вернулся с войны, остался в армии и дослужился аж до полковника.

— Серьезно.

— Если учесть то, что всеми вооруженными силами у нас командует генерал-лейтенант, еще как серьезно. Так, вот, когда пришли немцы, он тоже хотел сражаться, но в то время он уже умирал. За месяц до того, как покинуть этот мир, он позвал меня и рассказал, как все же будет сражаться, даже после смерти.

— Это как?

— Дядя знал, что его похоронят на Гарнизонном кладбище. Он заранее выбрал тихое место среди деревьев.

— Чтобы не просматривалось?

— Понимаете, — одобрительно молвил он и сделал еще глоток. — Он заказал высокое бетонное надгробие и чугунную могильную плиту с орлами по бокам. Вот, и получились «Четыре орла»?

— Так, в чем же тайна?

— Могильная плита отодвигалась, достаточно было немного приподнять ее и сдвинуть вправо. Получался отличный тайник. Там мы хранили оружие, взрывчатку. Однажды там провел два дня Петер Шенеманн.

— Не задохнулся?

— Мертвым, молодой человек, воздух ни к чему. Петер оказался агентом гестапо. Мы раскрыли его и разобрались по-свойски.

— И этот тайник работал всю войну?

— Я думаю, он до сих пор в рабочем состоянии. У нас в стране хорошие мастера.

— Фантастика!

— Десять лет назад я для интереса попробовал сдвинуть плиту.

— И как?

— Сдвинулась. Боюсь, сейчас мне это уже не под силу.

— Не соглашусь, думаю, справитесь без проблем. Еще коньяку?

— Не откажусь, но это будет последний бокал. А потому, — он усмехнулся, — пусть он будет побольше и полон до краев.

— Мне кажется, вы несколько кокетничаете, говоря о собственной старости.

— Имеете в виду это, — он показал на пустой бокал.

— Ну, вообще-то…

— Я еще недостаточно выпил, чтобы бахвалиться, но в молодости я был достаточно крепким парнем, — верилось сразу. — По крайней мере, кроме меня мало кому удавалось в одиночку сдвинуть плиту с орлами.

— А, как насчет?.. — я показал глазами на бокал.

— Никогда не был пьяницей, но выпить под настроение мог. По крайней мере, у себя в десантной дивизии считался кем-то вроде чемпиона. В июне сорок пятого мы заспорили с янки, кто кого перепьет.

— И как?

— А… — он презрительно усмехнулся. — Эти американцы просто трепачи. Англичане по сравнению с ними настоящие герои, — потянулся к бокалу и сгреб его. — Однажды мне довелось пить спирт с русскими.

— На войне?

— В пятидесятых. Сюда приходил их крейсер, вот, мы и засели в кают-компании с офицерами. Начали с шампанского, закончили корабельным спиртом. Дошел потом домой на своих ногах и до сих пор этим горжусь.

— Спирт… — я сделал удивленное лицо, как будто, сам ни разу и ни грамма. — Но это же страшно крепко.

— Ерунда, русские разливали его по половине стакана, и пили залпом, не разбавляя.

— И вы тоже?

— Конечно. Они все удивлялись, что иностранец пьет наравне с ними и не падает под стол. А, можно я тоже спрошу вас?

— Конечно, я весь внимание.