Притворщик Матвей

— Много знаю я, отшельникъ Матвй, и не теб равняться со мною. Демоны покорствуютъ моей вол. Вс золотомъ въ мір не откупить малйшей изъ моихъ тайнъ. Силою вщаго ума, упорнымъ трудомъ добылъ я ихъ и съ тхъ поръ живу въ вчной радости. Одно лишь горе сокрушаетъ меня: скоро сойду я въ могилу, потому что я старе всхъ людей, которыхъ гретъ солнце; скоро накроетъ меня земля, и нтъ у меня преемника тайнамъ — ученика, достойнаго наслдовать мою власть и науку.

— Счастливъ былъ бы я наслдовать теб, Бодерикъ! счастливъ былъ бы принять твою власть и науку! Но цлой жизни вдь не хватитъ мн чтобы изучить твои вещія тайны.

— Въ недлю обучу я тебя, всего въ одну недлю, если ты будешь послушенъ. Обучу подчинять злыхъ духовъ сил великаго зова, заставлять ихъ являться и длать все, что прикажешь. Обучу днямъ счастливымъ, днямъ бдствій; тайн жизни и смерти; заговору оружья; вызыванью тней въ канунъ Ивана Купала; приворотамъ любовнымъ; искусству ходить невидимкою; вихремъ летать чрезъ пространства и являться въ двухъ краяхъ свта въ одно и то же время. У дьявола купилъ я вс эти знанія дорогою цной, но дешево теб уступлю ихъ.

— Охотно бы пріобрлъ я ихъ, Бодерикъ, если только они не будутъ мн стоить вчнаго спасенья.

— Сотни лтъ будешь ты жить, Матвй, — а, если не прискучитъ, то и тысячу лтъ! А всего лишь нужно мгновенье одно, чтобы загладить свой грхъ, принести покаяніе въ сердц. Или забылъ ты, что Богу не такъ пріятны семь святыхъ, какъ одинъ покаянный гршникъ?

И въ лсу близъ Ипра сошлись они вдвоемъ — въ полночный часъ, въ пору новолунья. И чернаго козленка убили они и кровью кропили воздухъ. И огненный дьяволъ къ нимъ пришелъ и страшнымъ голосомъ кричалъ онъ:

— Бодерикъ! зачмъ ты меня звалъ? чего ты просишь?

— Прошу я науки для твоего слуги, великой науки, повелвающей тобою.

— Не жаль мн науки для своего слуги, не жаль, что онъ будетъ повелвать мною. Но чмъ онъ заплатить за мой даръ? въ чемъ залогъ его союза со мною?

— Сердце свое отдаетъ онъ теб, и легкія, и печень, и жилы, и кровь въ жилахъ, и кости, и мясо, и кожу, и волосы на кож.

— Клянусь огнемъ, пожирающимъ меня! это недурная плата. Пусть отдастъ онъ мн и дыханье свое — и я принимаю его своимъ владыкой.

Чорту баранъ сталъ отшельникъ Матвй — и худо съ той ночи онъ зажилъ. По прежнему судилъ и рядилъ онъ народъ, по прежнему совтовалъ графу. Только не было правды въ его суд, горе всмъ несли его совты.

И волшебству сталъ онъ учить — проклятой наук, заключенной въ черныхъ книгахъ. Вс удивлялись, откуда узналъ онъ тайны тайнъ, а онъ говорилъ, что небо оснило его чудеснымъ всевдніемъ въ награду за его святость.

— Слушай, дьяволъ, мой повелитель и мой слуга! Великъ почетъ мн во Фландріи, мшками съ золотомъ полонъ мой домъ, я пью вино, какого не пробовалъ и римскій папа. Женской любви жажду я теперь. Отдай мн во власть молодую графиню Іоланту.

— Многаго хочешь ты, плутище Матвй. Боюсь, что даешь мн трудъ не подъ силу. Врою ограждена Іоланта, какъ щитомъ, какъ огненный поясъ, пылаютъ вокругъ нея молитвы. Нельзя мн, проклятому, приблизиться къ ней. Найди себ иную подругу. Будь она хоть женою короля, — и часа не пройдетъ, какъ я теб ее доставлю.

— Въ даму Іоланту я влюбленъ, — не надо мн иной подруги! Даму Іоланту я хочу, и должна она быть моею. И, если безсиленъ помочь мн чортъ, — на зло теб, я самъ ее добуду.

— Если ты сдлаешь это, Матвй, сдлаешь все, что общаешь, — стану я твоимъ ученикомъ, а ты будь мой наставникъ и учитель. Быстро шагаешь ты въ грх, и самому чорту за тобою не угнаться.

Къ дам Іолант приходитъ Матвй, и страсть ей свою открываетъ.

— Благодарю васъ, отецъ Матвй, благодарю за ваши гнусныя рчи! Когда бы не ваши морщины, не ваша лысая голова, — приказала бъ я бить плетьми до костей ваше старое тло.

Смялся дьяволъ въ тотъ день; до крови кусалъ Матвй себ губы.

— Когда не досталъ я любви, то мщенья достать сумю! Тайну Іоланты я знаю: пасынка любила она, прекраснаго, кроткаго принца Карла. Вотъ у меня письмо ея руки — отвтъ на любовное посланье. Хоть нтъ между ними грха, — горе имъ! отмщу за себя: письмомъ погублю ихъ обоихъ.

Къ дам Іолант онъ идетъ и униженно проситъ прощенья.

— Охотно прощаю вамъ, отецъ Матвй, потому что не своею волею впали вы въ грхъ, а соблазномъ нечистаго духа.

Блую руку она протянула ему и, цлуя блую руку, ядъ подбросилъ Іолант Матвй — смертный ядъ, разящій, какъ громомъ.

Посл онъ къ принцу пошелъ и засталъ его спящимъ:

— Взгляните, сказалъ онъ слугамъ, какъ принцъ Карлъ блденъ и страшенъ. То не естественный сонъ: то дло тайной отравы. Откровенье имлъ я сейчасъ: извели принца недруги ядомъ. Разбудите его — я дамъ ему святой воды: быть можетъ, не поздно еще, — и ядъ она обезвредить.

Сильно смущенъ былъ принцъ Карлъ, растерялись врные слуги. Покорно принялъ онъ отъ Матвя граненый бокалъ — и залпомъ его опорожнилъ. Не святая вода въ бокал была, а вода изъ садка, гд три дня жила ядовитая жаба. Выпилъ принцъ — и худо стало ему. Упалъ онъ на кровать, посинлъ, содрогнулся и умеръ.

Горько заплакалъ притворщикъ Матвй, разбилъ бокалъ о земь, истопталъ ногами стекло, а самъ причитаетъ: