Притворщик

Суровый дядя на проходной в униформе от Дольче и Габбана долго всматривался в мой паспорт, сравнивая фото в нем с оригиналом, потом набрал трехзначный внутренний номер и отрапортовал голосом насморочного робота:

– Прибыл Кондратьев.

А дальше пошел симбиоз ярмарки тщеславия с парадом идиотов. Встретивший меня у входа на территорию «сталеваров» юный и прекрасный, как Дима Билан, пыжащийся от собственной значимости отрок довел меня до бюро пропусков на цокольном этаже, где сдал с рук на руки седовласому мужчине средних лет со взором серийного Штирлица. Тот, еще раз просканировав взглядом мой разнесчастный паспорт, занес данные оттуда в компьютер и несколько минут колдовал над ними, очевидно, сверяя с базой Интерпола. Не углядев в моей скромной персоне явного криминала, он со вздохом сожаления отпасовал меня к двум другим деятелям помоложе, но с той же рентгеновской проницательностью в очах. В течение следующих пятнадцати минут мои данные по новой занесли в компьютер, а меня самого сфотографировали в фас и профиль. Судя по всему, хотели взять для полноты картины анализы и мазок на яйцеглист, но, слава богу, постеснялись. Вышел я от них с прикрепленной к воротнику куртки пластиковой карточкой, украшенной моей фотографией с указанием фамилии, имени (без отчества) и надписью крупными буквами наискосок «Посетитель».

До входа в лифт меня уже провожала симпатичная девчушка в строгом деловом костюме. Она передала меня небесной красоты блондинке в строгой белой блузке и о-о-очень короткой юбочке, открывающей взору невероятной красоты длиннющие ноги и место, из которого они произрастали. В ее компании я вознесся на семнадцатый этаж и проследовал по коридору до другого лифта, где был встречен еще более красивой шатенкой в такой же офисной униформе.

– Здравствуйте, Станислав Александрович, – первая из сопровождающих меня красавиц, нарушив корпоративный обет молчания, ослепительно улыбнулась, сверкнув снежно-белыми зубками, слишком красивыми и ровными, чтобы быть настоящими. – Позвольте проводить вас в приемную Григория Борисовича.

Ну, как ей было отказать, конечно же, позволил.

Я успел побаловать себя чудным кофе с сигареткой и поглазеть на не менее, нежели две предыдущие, прекрасную фею на ресепшне, на сей раз – жгучую брюнетку, прежде чем по интеркому раздался начальственный глас:

– Проводите ко мне Кондратьева. – Именно так, по моему убеждению, отдавал команду великий комбинатор: «Запускайте Берлагу!»

– Слушаюсь, Григорий Борисович, – фея встала и, оказавшись почти на голову выше меня, подошла к двери без таблички, ведущей в кабинет великого и ужасного, и распахнула ее передо мной.

– Проходите, пожалуйста.

И я прошел.

Глава 10

Первым мне бросился в глаза Степаныч, сидящий по правую руку от хозяина кабинета в застегнутом на все пуговицы пиджаке, блеклом галстуке и выражением туповатой исполнительности на гладко выбритом лице. При виде меня он встал, прошел мне навстречу и строго на середине кабинета вежливо, но индифферентно пожал мою ладонь и проводил под светлые очи руководителя.

– Вот, Григорий Борисович, тот самый Станислав, – отчества мне, как видно, не полагалось.

Не предлагая мне присесть, развалившийся в навороченном кресле молодой брюнет, отдаленно напоминающий известного олигарха в молодости, ныне ударно трудящегося швеей-мотористкой в солнечном Забайкалье, устремил на меня через модные офисные очки немигающий взор острых черных глазенок, точно по штатовской разработке, парализуя мои чувства и ломая волю.

Так и не дождавшись приглашения, я уселся на стул по левую руку от него и стал терпеливо ждать, когда же ему надоест корчить из себя гипнотизера.

Пока он сверлил во мне дыры своим неотрывным взглядом, я успел сложить в уме два и два. Итак, кабинет весь в дипломах и сертификатах, как булка в изюме. Кольцо на стене, Джордан, блин, хренов. Степаныч в москошвеевском лапсердаке, портках не в тон и узконосых лаптях с Черкизона с выражением физии а ля прапор со склада вулканизированных контрацептивов. Это с его-то послужным списком – и английской королеве его представляли, когда был главой военно-дипломатической миссии на ее родине, и с Ельциным я у него дома фото видел, и... В голове понемногу начало складываться некое батальное полотно: А). Начальник здешней безпеки – круглый дурак, причем постоянно над собой работающий, чтобы стать еще круглее. Хитрован Степаныч шефа очень хочет схарчить, постоянно к этому готов, но пока не может. Б). Мою скромную персону хотят, кроме всего прочего, задействовать в каких-то своих, очень внутренних разборках, что мне на фиг не нужно. Эх, если бы не Женька Степанов!

– А ты – хам, Скоморох, – разверз, наконец, уста гипнотизер-заочник, начисто игнорируя правила приличия типа поздоровкаться, представиться. – Эпоксидка в наручниках – это уже перебор.

– Думаю, что в самый раз. И еще, я был бы очень благодарен, если вы впредь будете обращаться ко мне исключительно по имени, можно даже без отчества. Скомороха больше нет.

– Дерзок, – хохотнул великий и ужасный, – и горд. А что сразу ехать не захотел?