Притворщик

– Первухина доставить в наше посольство, передайте нашим, чтобы его первым же бортом отправили в Москву. По дороге ни в какие разговоры с ним не вступать.

– Ясно.

– Вот телефон, звоните, вам подтвердят мои полномочия.

– Не надо, я уже в курсе.

– Известите остальных.

– Есть.

Через два дня Родина встречала героев: всех нас, военного атташе и живого, только слегка потрепанного генерала. Что касается лично вашего покорного слуги, то дело до объятий и поцелуев в десны не дошло. Я сразу же загремел под служебное расследование. Как выяснилось, генеральский сынок Юра умел пользоваться не только ножичком. Он удивительно ловко состряпал донос и добрых две недели мне пришлось писать объяснительные, оправдываться, разве что не каяться.

Хорошо еще, что за меня вступился Терехин, к тому времени уже адмирал и, как я узнал позже, группа в полном составе подала рапорта о произошедшем. Спасибо ребятам.

За то дело меня все-таки наградили. Через полгода и чем-то очень несерьезным, типа юбилейной медали «За образцовый проезд в трамвае».

«Крота» вычислили. Им оказался тот самый помощник военного атташе, единственный из всех, причастных к этому делу, с кем рассчитались быстро и по справедливости.

Первухину, насколько мне стало известно, объявили всего-навсего выговор, даже не строгий. А еще через четыре месяца его донельзя успешная карьера внезапно закончилась. Юра, что называется, не по чину выступил в одном популярном московском кабаке. Ему приглянулась дамочка, коротающая время в компании пузатенького субъекта в костюмчике стоимостью в полугодовую зарплату начальника Юриного начальника, и он, недолго думая, предложил ей «бросить этого борова» и присоединиться к «настоящему мужчине». Завязалась оживленная дискуссия, в которой самое деятельное участие приняла охрана спутника той самой красотки. Первухин без особого напряга отключил охраняющих тело, а самому охраняемому нахлобучил на голову фаянсовую супницу с еще неостывшим куриным супчиком, после чего покинул поле битвы по-английски, то есть, не попрощавшись.

Освобожденный ресторанной прислугой от столь экзотического украшения пострадавший начал мстить сразу же, даже не стряхнув с ушей лапшу. Отточенным движением он выхватил из внутреннего кармана испохабленного бульоном пиджака свое оружие – «скромную» телефонную трубку, украшенную по периметру драгоценными каменьями, и набрал парочку заветных номеров.

Все, чего смог добиться Юрин папа, это невозбуждения уголовного дела по факту. «Настоящий мужчина» вылетел из доблестных вооруженных сил, обгоняя собственный мат и визг. Говаривали, что после случившегося он изрядно «присел на стакан» и в итоге сгинул где-то в дебрях недорогих распивочных.

Глава 35

Не сгинул, стоял передо мной живой, здоровый и радостно скалился.

– А говорили, что ты спился на фиг.

– Как видишь, Стасик, все у меня в порядке.

– Если ты помнишь, я очень не люблю, когда мне хамят. Ты как-то раз попробовал...

– И ты меня сделал, – рассмеялся он.

– Сквитаться не хочешь, срань? – вежливо поинтересовался я. – А то давай, если не ссышь, конечно, – и шагнул к нему.

– Стас, – укоризненно протянула Даша. Я повернулся к ней. Коварно предавшая меня возлюбленная, теперь уже, увы, бывшая, стояла в дверях, держа меня под прицелом.

– В руке не дрогнет пистолет, – продекламировал я, замерев.

– Это револьвер, дурачок, – ласково поправила она. – Стой и не дергайся.

Ну, конечно же, револьвер. ОЦ-38, бесшумной стрельбы, калибр 7.62, пятизарядный.

У меня на груди появилось небольшое пятнышко малинового цвета. «С лазерным прицелом», – подсказала услужливая память. Пятнышко опустилось на живот, потом чуть ниже. Я поежился. Видимо, пожалев мои расшатанные нервы, она отключила прицел.

– Можно я присяду, а то что-то ноги ослабли, – хрипло попросил я.

– Только без глупостей.

– Совсем старый стал, – пожалел меня Юра.

– По ночам кричит и плачет, – наябедничала Даша.

– Закурить можно?

– Только медленно и печально. Я неплохо стреляю.

– Кто бы сомневался... Да, ребята, здорово вы все-таки меня обули, – признал я.

– За не фиг делать, – согласилась она. – А еще говорили, что ты – лучший.

– Какой, к черту, лучший, развели как лоха деревенского.

– Давай, докуривай, – поторопил меня Юра, – пора ехать на встречу с твоим дружком Греком.

– Его, что, тоже побрали?

– За ним уже поехали.

– А вспомни, любимая, как блестели твои глаза, – со слезой в голосе вскричал я, – словно ночные звезды над Самаркандом!

– Для этого, милый, существуют специальные капли, – просветила меня любимая. – Юра, что-то он уж больно спокойно себя ведет, да еще и шутит.

– Школа. Все, Стасик, хорош, травить организм. Вставай, пошли. Машина у подъезда. На лестнице не шали, хуже будет.

– Куда уж хуже, – вздохнул я. – А в машине можно немного пошалить?

– Боюсь, не получится.

– Что так?

– Вот, держи, – Он бросил на стол передо мной капсулу в облатке. – Проглоти, и через пять минут будешь спокоен, как рыбка пескарь.

– Дорогая, принеси водички запить, – попросил я.

– Перебьешься.