Приусадебное убийство

— «Как беден наш язык –
Хочу и не могу –
Не передать того ни другу, ни врагу,
Что буйствует в груди прозрачною волною…»

Он осторожно дотронулся до ее руки.

— Что?

— Я… я не согласен с поэтом.

— Почему?

— Потому что мне кажется, что близкому человеку можно передать то, что происходит в душе.

— Не знаю, Морис, но, возможно, ты прав…

— И даже больше, по-настоящему близкие люди понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда, а часто и вообще без слов…

— Личные наблюдения? — спросила она заинтересованно.

— Да, — ответил он и, помолчав немного, тихо добавил: — Я говорю о моих родителях.

— Счастливые они у тебя, — сказала Мирослава серьезно.

— Да. Я надеюсь, что у меня с моей любимой тоже так будет.

— Почему бы и нет…

— Мирослава…

— Да?

— А ваши дедушка с бабушкой были счастливы друг с другом?

— Мне кажется, да, — ответила она, не раздумывая. — Но дед слишком много работал. А у бабушки было полно забот с детьми, потом с внуками.

— У счастливых родителей дети тоже счастливые.

— В теории — да, а на практике бывает по-разному.

— А вы счастливы?

— Не знаю. — Она закусила губу.

— Так не бывает! Неужели вы не чувствуете…

— Ну, в общем-то, я довольна своей жизнью, но порой чего-то не хватает…

— Чего?

— Зачем тебе? — Она подняла на него глаза.

— Мы же друзья.

— Друзья…

— Я хочу знать о вас как можно больше.

— Морис, давай спать.

— Что ж, спокойной ночи.

— И тебе тоже сладких снов.

Ее пожелание сбылось. Он до утра видел сны, в которых держал ее за руку, прижимал к своей груди и чувствовал, как бьется ее сердце. Но наступило утро, и сны умчались прочь.

После завтрака Мирослава подошла к Саше и предложила ей прогуляться. Лесневская бросила на нее удивленный взгляд, но согласилась. Они медленно шли по аллее в сторону пруда. Саша отчего-то сильно нервничала и ждала, когда же Волгина заговорит, а та все молчала и с преувеличенным интересом разглядывала старые ивы. Лесневская, пытаясь унять внутреннюю дрожь, замедлила шаг.

— Скажите, — неожиданно спросила Мирослава, — вам нравился дядя Константина?

— Да, конечно.

— Я имею в виду — как мужчина?

— Нет! — ответила Саша с негодованием.

— Но вам нравились его деньги.

— Очень, — ответила она спокойно. — Я же вам уже говорила!

— Я помню…

Мирослава в общих чертах нарисовала сценку, описанную Настей, и спросила, было ли это. Саша вздохнула и подтвердила: было.

— Но вот Костю я не видела, — вздохнула она.

И чуть погодя спросила:

— Это повредит ему?

— Не знаю…

Они помолчали, и Мирослава поинтересовалась:

— Как вы думаете, Олег Павлович был влюблен в Марианну?

— Он находил ее очень милой…

— Но это не совсем то, что обычно испытывает мужчина к девушке, собираясь жениться?

— Вы говорите о большой любви?

— Ну…

— Ее, конечно, не было. По крайней мере, мне так кажется. — Саша грустно вздохнула. — Но я могу ошибаться.

— А с ее стороны?

— Мне трудно судить об этом.

— Но все одобряли этот брак?

— Скорее всего…

— Когда вам разрешили встретиться с Константином?

— Завтра в два часа дня.

— Не забудьте спросить у него, где сейчас находятся анонимные письма.

— Не забуду. — Саша тяжело вздохнула, доплелась до скамейки и тяжело, как старушка, опустилась на нее.

— Не отчаивайтесь. — Мирослава осторожно дотронулась до плеча девушки.

— Мне кажется, что это никогда не закончится, — вздохнула Лесневская.

— Все рано или поздно заканчивается.

Тихо запел сотовый. Настя нехотя достала телефон из кармана фартука:

— Да?

Она послушала несколько секунд и ответила:

— Нет, сегодня не могу. — Пауза. — Завтра тоже. Не знаю. Не звони пока.

Татьяна пристально посмотрела на горничную и спросила:

— Серега звонил?

Настя хмуро кивнула.

— Зря ты так с ним. Парень хороший.

— Навязчивый.

— Любит он тебя.

— Ну и пусть!

— Глупенькая ты еще, Настька, — вздохнула Татьяна.

— Это еще почему?!

— Потому что не по себе сук рубишь.

— Какой еще сук?!

— Тот самый. Думаешь, не вижу, что ты на сыщика запала.

— Хоть бы и запала!

— Выкинь его из головы, пока не поздно.

— Это еще почему?

— Потому что вы с ним такая же пара, как гусь и гагара.

— Вы думаете, если он сыщик, а я горничная, то уже и не пара.

— Чего тут думать-то. У него вон сыщица есть.

— Ну и что?! Они просто работают вместе. Я спросила, есть ли у него невеста. А он ответил, что нет.

Татьяна рассмеялась.

— Чего вы смеетесь-то?

— Он парень видный, образованный, к тому же иностранец…

— Какой такой иностранец? Что вы такое говорите?

— Прибалт он. Я в молодости часто бывала в этих республиках и акцент улавливаю.

— Нет у него никакого акцента.

— Это для тебя нет, а чуткое ухо расслышит. К тому же и фамилия у него прибалтийская…

— Тогда что он тут делает?!

— Работает…

— Татьяна Георгиевна! А может, он в меня влюбится и увезет к себе?

— Смех с тобой и грех! Лучше позвони Сереге и скажи, что освободилась.

— Не хочу я Серегу! — Настя заплакала и убежала.

— Что за молодежь пошла, — проворчала Татьяна, — девке двадцать один год, а она как дитя малое.

После обеда все отправились на реку. Мирослава тоже решила поплавать. Она вышла из дома последней. Мориса уже увел Стив.