Ветер усиливался, становилось все холоднее и холоднее. Люди в окопах размахивали руками, прятали ладони под мышки, обнимали себя за плечи, потирали пальцы. В другое время они развели бы костры, пожарили бы рыбы, погрелись стопкой водки. Теперь донцы были угрюмые, молчаливые. Чувствовалось, у каждого горе — большое горе.
Михаил обошел все линии окопов. Елизарова, которого кто-то назвал, так и не нашел. Он уже направился было назад. Участливые донцы один за другим спрашивали: «Не нашел?»
С южной стороны, от луки Дона, шли два человека. Над головами у них едва заметно торчали тростинки удочек. Михаил присел на бруствер окопа. В грузной походке одной фигуры ему показалось что-то знакомое. Высокий плечистый ополченец подошел к окопам и с каким-то равнодушием сказал:
— Судак только идет. — Он опустил на мерзлую землю нанизанную на прутик рыбу.
— Здравствуй, папаня!
Михаил бросился к отцу, не дав опомниться, схватил в объятья.
— Вот где довелось встренуться!
Отец три раза поцеловал сына.
— Как жив-здоров? — спросил он, заметив его погоны. — В чине младшего лейтенанта, стало быть. Я так и прикидывал твою школу. Быстро шагнул, молодец, сыну.
— Смелым да сильным везде дорога, — сказал товарищ Кондрата Карповича.
— Яков Гордеевич, и вы здесь? — узнал Михаил знакомый голос. — Как попали на Дон?
— Меня вначале привезли в Новочеркасск. Там немного полежал, выписался и поехал искать Кондрата. С тех пор вместе делим горести. Отходили до Грозного. Поперли немца с Кавказа — вот и шагаем за своими частями.
— Да-а. Как маманя? Где она теперь? — расспрашивал Михаил отца.
— Оставалась в Ростове. Жива ли, бедняжка? Яков Гордеич сказывал, довелось тебе хлебнуть напасти. — Отец поднял прутик с рыбами.
— Досталось. О войне говорить горько, а видеть ее — мучение. Яков Гордеевич, о Шатрищах ничего не слышал? Что с Верой, Костюшкой?
— Ничего не знаю. Вывезли тогда из лесу нас с вами вместе. Писать некуда: враг там.
— Что же с Верой? Неужели погибла? — еще раз спросил Михаил. Яков Гордеевич молча развел руками.
Михаил со стариками направился в свою часть. Там народных ополченцев встретили как дорогих гостей. Пришел с командного пункта командир эскадрона. Пермяков пожал старикам руки, отозвал в сторону Михаила и Элвадзе, заговорил о боевом задании. Кондрату Карповичу казалось, что ему нельзя находиться в расположении части. Он, участник двух войн, понимал военные порядки.
— Извиняйте нас, — смущенно сказал он, — мы уйдем.
— Подождите немного. Совет нужен. Хотим прощупать немца на той стороне Дона. Как вы думаете, в каком месте лучше пройти? — спросил Пермяков старого донца.
— Там, чуть правее, на том берегу есть сухая водосточная канава, к ней и идти, — объяснил Кондрат Карпович. Ежели доверите, то разрешите мне махнуть. В смысле разведки опыт имею. В германскую войну конным разведчиком был.
— Дозвольте и мне пойти, — заговорил Яков Гордеевич. — Говорю по-немецки.
— В разведке язык должен быть на замке. Разведчик глазом и. ухом действует. Говорить и стрелять нельзя, — выкладывал свои познания Кондрат Карпович.
Товарищ не унимался.
— Я с любым фрицем могу поговорить на их языке.
— А они тебя сцапают — и на службу, переводчиком или холуем.
— Не стращай меня немцем. Я им послужу, как охотник волку.
— Вот что, старик, — сказал Кондрат Карпович, — мне надо разрешение получить. Я ополченец. Дисциплина.
— А я вольный казак. Так пойду, — заключил Яков Гордеевич.
Разведчики собрались быстро. Пригодились удочки и прутик с рыбами. Все это захватили с собой — чем не рыбаки.
— Хорошо придумали, папаши, — восторженно сказал Элвадзе.
— Не шибко хорошо, но подходяще: раз на Дону— рыбак, — отозвался Кондрат Карпович.
Однако он ясно сознавал, что, если немцы заметят при переходе с левого берега, удочки и рыба не спасут. Но казак смерти не боялся. Помнил заповедь: «Ищи, казак, врага в тылу».
— Может, подождать, пока месяц зайдет, — сказал он Пермякову. — Светловато. Лиха беда — Дон перейти.
— Все предусмотрено, — ответил командир и по-смотрел на часы. — Дон сейчас будет в сером тумане. Вот уже туманит.
Саперы дивизии в разных местах разбрасывали по льду дымовые шашки. Дымки медленно расстилались по свинцовой поверхности широкой реки. «Ловко придумано, — протянул старый разведчик, — и дымок такой, что не отличить от льда».
Элвадзе вполголоса говорил Пермякову о том, что Михаила Елизарова не надо бы пускать в разведку. Вылазка опасная. Вдруг что случится — оба разом, отец с сыном, погибнут. Михаил теперь офицер, надо беречь его.
Эти слова дошли до слуха старого казака. Ему стало досадно. Кондрат Карпович загадал, что они, Елизаровы, первыми ступят на правый берег родимой реки, а тут вдруг норовят его сына в обозе оставить, Нельзя так, — возразил Пермяков. — Взвод идет — командир должен быть вместе с ним.
— Законно, — не выдержал старый казак. — Пущай командует своим подразделением и пущай поучится у отца, как ходить в разведку.
«О, какой самонадеянный!» — подумал Пермяков, но мнения своего не высказал. В конце концов это и не так уж плохо.