Кондрат Карпович соскочил с подоконника и вышел из комнаты. Вскоре он вернулся с небольшим пожарным багром, зацепил немецкий пулемет и легко сбросил его вниз. Стал на подоконник.
— Теперь понятно, — с удовлетворением протянул старый казак. — Немцев нет в комнате. Подохли. Становись на меня, лезь наверх! — приказал он сыну.
Михаил стал на плечи отца. Кондрату Карповичу приятно было ощущать тяжесть сына, которого, как самого младшего в семье, все еще считал ребенком. Но сердце заныло у старика, когда он подумал, что вдруг Михаила убьют. Кто его знает, все немцы побиты в этой комнате или не все. А если даже и все, то разве другие не могут зайти туда или зашли уже? Покажется голова Михаила перед окном — скосят автоматом. Останется тогда казак Кондрат Елизаров один. Мрачные мысли сгущались, тревожили. «Сохрани тебя земля родная», — произнес он про себя как молитву.
Быстро подошел к окну Пермяков. Он одобрил выдумку старого казака, но, рассмотрев, что лезет сам командир взвода, насторожился. Такими людьми нельзя рисковать. Кто же будет командовать? Да неужели и сам Михаил Елизаров не понимает этого? Причем подобные вещи часто повторяются, несмотря на неоднократные его, Пермякова, советы и предупреждения.
Пермяков повысил голос:
— Младший лейтенант Елизаров, немедленно спуститесь вниз.
На помощь сыну неожиданно пришел отец, вмешался:
— Лезь, Мишутка. Нечего за чужие спины прятаться.
Пермяков повторил приказ.
Младший Елизаров нехотя спрыгнул с подоконника в комнату. Старый казак почесывал затылок, понимая, что показывал дурной пример, подбадривая сына нарушить приказ. С подоконника не слезал. Пермяков распорядился:
— Товарищ Керимов, будете за старшего. Занимайте комнату и начинайте отсюда атаковать второй этаж.
Комнату заполнили казаки.
— Купцов, вперед! — приказал Керимов бойцу.
Рослый солдат вскочил на подоконник, затем на спину непоколебимого Кондрата Карповича и залез в окно второго этажа. За ним другой, третий. Последним забрался Тахав. Он постучал в стену — с той стороны стукнули в ответ.
— Есть «соседи», — усмехнулся он, приложил самозарядную винтовку и сквозь перегородку выпустил девять патронов. — Теперь давай, ребята, бей из автоматов.
В соседней комнате застонали. Хлопнула дверь. Выбежал оттуда немец и, удирая, заорал во весь голос:
— Русские!
Тахав успокоил его автоматной очередью. Смельчаки вышли в коридор, первыми выстрелами срезали пулеметчика, обстреливавшего лестничный проход. Тахав крикнул вниз в вестибюль своим:
— Давай сюда! Свободен путь!
Вышли в коридор немецкий майор и капитан. Тахав, выскочив из-за двери, бешено крикнул:
— Хенде хох!.. Шайтан!
Тахав выстрелил в капитана, поднявшего было пистолет. Майор оказался дисциплинированнее — сразу взметнул руки вверх.
Снизу, перескакивая через две-три ступени, бежали бойцы на третий этаж. Поднялись на второй этаж Михаил и Пермяков.
— Голосует обеими руками, — указал Тахав на немецкого майора.
— Отведите его вниз, сдайте Елизарову-старшему, — приказал Пермяков.
Кондрату Карповичу предложено было быть на первом этаже, у входа. Шутя Пермяков сказал ему: «Будете комендантом крепости». Сказано это неспроста. Командир эскадрона давал отдохнуть старому казаку, почти сутки не спавшему. Но Кондрату Карповичу не нравилась передышка. У него чесались руки — хотелось бить и бить немцев. Однако нарушать приказание командира не стал. «Приказано стоять — стой, приказано петь — пой; приказано рубать — рубай, приказано умереть — умирай», — этот святой обет казаков он не мог нарушить.
Тахав привел к нему немецкого майора и скороговоркой сказал:
— Товарищ Елизаров-старший, караульте. Командир приказал.
— Слушаюсь.
Казак бросил кисет с табаком на стол, не успев набить цигарку, и взял винтовку на изготовку.
Пленный майор исподлобья посмотрел на казака-богатыря и взялся за спинку стула.
— Смирно! — крикнул охраняющий.
Немец вытянулся. Ошеломленный зычным голосом казака, он замер. Кондрат Карпович жестом предупредил немецкого майора, что убьет за непослушание. Пленный перевел взгляд в окно, увидел, как проносятся по улице немецкие танки и машины вниз — к центру города.
— Команды «вольно» не давал, — строго сказал казак и вдруг скомандовал: — Кругом!
Немецкий майор сначала не хотел показывать, что понимает по-русски. Но громовой голос старого казака и винтовка, наставленная на него, испугали. Он круто повернулся.
— Вольно, — спокойно произнес казак.
— Можно табак? — протянул немец руку к кисету.
— Отставить! — произнес Кондрат Карпович, как на плацу. — Не было команды курить, — посмотрел он на позеленевшее лицо немца и сжалился. — Кури, кобель, — бросил майору спички на стол.
Кондрат Карпович сердился: ему, старому солдату, возненавидевшему фашистов, приятнее было бы стоять возле мертвого гитлеровца, чем живого. Пленный закурил и, втянув дым, закашлялся. От крепкого, как перец, табака он будто очнулся. Глазки беспокойно забегали по сторонам. «Надо спасаться». Он решил использовать последний шанс.
— Вы золото любите? — как можно равнодушнее спросил офицер.
— Молчать! — приказал казак. — Я не разрешал говорить.