Привал на Эльбе

— Это успеется, — заметил генерал. — Мы не изверги. Если заслуживает наказания, — глянул он на золотые вещи, — передадим в трибунал. Пока отправьте его в отдел разведки на допрос.

Все вышли в вестибюль. В три ряда стояли немцы. Элвадзе считал пленных. Он был без шапки. Увидев генерала, поспешно схватил с полу каску убитого бойца, надел ее, отдал рапорт.

Елизаров-младший повел подразделение дальше, продолжать бой в центре города.

От Дона поднимались свежие части, полк народных ополченцев. На театральной площади, исполосованной чугунными когтями гусениц, застыли немецкие танки. Из некоторых еще изредка стреляли, но в этих последних попытках было что-то безнадежное. Советские танки и подвижная артиллерия в упор расстреливали «тигров» и «пантер». Немцы сдавались. Одни выбрасывали белые платочки, другие — полотенца, третьи разувались, брали в руки портянки и выходили из подбитых машин. Пленных долго не держали — они мешали. Их угоняли за Дон. Советские танки разворачивались и устремлялись на улицу Энгельса. За ними ринулось подразделение Елизарова-младшего.

В окнах кирпичных домов, в просветах подвалов торчали хоботы немецких пулеметов, брызгавших раскаленной сталью. Прижимаясь к стенам, казаки подкрадывались к смертельным очагам огня, забрасывали их гранатами.

Взвод Михаила, усиленный ополченцами, добрался до Среднего проспекта. Сдав пленного майора в отдел разведки, Кондрат Карпович поспешил в подразделение сына. Он гордился, что Михаил — один из первых освободителей города.

Отец и сын перебежали от углового дома до двухэтажного здания, в котором до войны молодежь училась музыке. На стене дома висел немецкий плакат. На нем был нарисован солдат. Он держал автомат и кричал: «Не верьте слухам! Мы не уйдем из Ростова». Михаил поднял головешку и начертил на плакате: «Выбросим». Совсем рядом раздался грохот. Пыль и пороховой дым ударили казакам в лицо. Немцы взорвали здание радиокомитета. Елизаровы нырнули в коридор и оба подумали: «Еще три квартала до переулка, где наш дом, наша родная старая казачка».

На Большом проспекте немцы решили дать бой. Они загородили путь бронированным заслоном: с Мало-Садовой улицы вышли новые «тигры» и «пантеры», завернули на улицу Энгельса — навстречу русским частям. Первый танк поравнялся с парадным, в котором были Михаил и Кондрат Карпович.

— Пройдут, черти, — встревоженно сказал Елиразов-старший.

— Не пройдут, папаня, теперь есть вот эти штучки, — он бросил противотанковую гранату.

Немецкий головной танк громыхнул, вроде подпрыгнул вверх, одна гусеница растянулась на мостовой.

— Добре рубанул, сыну, — восхищался Кондрат Карпович. — Умная штучка.

На другую немецкую машину налетел тот самый тяжелый танк, который смял вражеские мотоциклы во дворе правления железной дороги. Он ударил броневым лбом гитлеровскую «пантеру» и вывернул гусеницу.

Перебегая от дома к дому, присоединились к подразделению Михаила гранатометчики из уральской дивизии.

— Прибыли в ваше распоряжение, — сказал старшина-уралец.

Молодой Елизаров словно вырос на целую голову, а Кондрат Карпович вдруг оробел. Сумеет ли его Мишутка командовать сразу двумя взводами? Но сыну сомнений не высказал, наоборот, подбодрил как мог:

— Не посрами, Мишутка. Командуй.

Враг остервенел. Он чувствовал, но не хотел верить, что русские победят. Битва продолжалась. Гитлер, уверенный в силе крепости, запретил уходить из Ростова немцам, и военным и штатским. Поэтому за сохранение «ключа к Кавказу» сражались не только кадровые полки, но и отряды полевой жандармерии, гестапо, представители грабительского концерна Геринга, разные служители нового порядка и даже фрау, нахлынувшие сюда за пожитками. У них в одном кармане были помада и пудреница, в другом — пистолет. Ночью они валялись с офицерами, днем — обирали гардеробы, туго набивая чемоданы.

К вечеру подразделение Михаила Елизарова, ожесточенно сражаясь, добралось до Почтового переулка, где стоял небольшой двухэтажный дом, в котором осталась мать Михаила.

Стоят на углу Елизаровы — отец и сын, видят знакомую акацию под окнами родной квартиры.

— Заскочить бы, Мишутка, — скрывая волнение, проговорил Кондарт Карпович.

— Сбегайте, обрадуйте маманю, и назад.

Елизаров-старший, обычно спокойный, неспешный, в эту минуту разволновался, и его охватила детская торопливость. Он побежал как на пожар. Расстояние небольшое — один квартал, а ему казалось, что оно растянулось на версту. Вот он перед дверью, рывком открыл ее, крикнул:

— Настя!

Ответа не услышал. В квартире все перевернуто вверх дном. Где же дорогая казачка? Жива или нет? Кондрат Карпович обошел перевернутый стол, стулья, осмотрел разорванные, с отпечатками сапог бумаги. Все понял.

Михаила он нашел уже на речке Темерничке. Шел бой за вокзал. Немцы отчаянно защищались. Укрывшись в зданиях, стреляли из окон, с крыш. На привокзальной площади, на перроне, на платформах вздымались жерла орудий, хоботы танков. За вокзал уже несколько дней бились бесстрашные освободители-пехотинцы.