Приватная жизнь профессора механики

Но, признаюсь - жизнь без грехов, особенно сексуального характера, достаточно скучна и однообразна. Хотя когда-то 'завязывать' с этими грехами надо! А о скучной и однообразной жизни и рассказывать-то неохота, потому, что речь тогда пойдёт только о непрерывных рабочих буднях. Почти как в скучную и однообразную эпоху социалистического реализма. Не то, чтобы сама жизнь стала совсем неинтересной - это не так, даже, может, она сделалась более целенаправленной и содержательной, что ли. Но и квантовая физика очень даже целенаправленна и содержательна - а попробуйте-ка выслушать повествование о ней без сна с храпом!

Поэтому на венчании и свадьбе, как это сплошь и рядом делается в наших русских и даже 'ихних' - нерусских сказках, я и хотел завершить байки о своей жизни и 'подвигах'. Но, не тут-то было! Жизнь, как любил говорить 'отец народов', оказалась, действительно, богаче 'всяческих планов'!

Любовь запоздалая, эпистолярная

Прежде, чем запускать новую машину в серию, её надо обкатать. Ну, чтобы разные там недочеты выявить, подправить что-то. И вот я решил 'обкатать' свою рукопись в Интернете, чтобы потом публиковать книгу с учетом замечаний и пожеланий читателей. Разместил я мою рукопись в известной 'библиотеке Мошкова' (www.lit.lib.ru ), а также в литературном портале 'Лавровый Лист' (www.lllit.ru ), там же, где ранее размещал другие мои опубликованные художественные книги.

Отклики читателей не заставили себя ждать. Они приходили мне по e-mail'у не только из России, но и с Украины, Германии, США и даже далекой Австралии.

Владислав Мохов, бывший житель Тбилиси, а теперь австралиец, вспомнил почти все, описываемые в книге события, и почти всех, описываемых там, участников этих событий. Оказывается, мы учились с ним в одной школе, поступили в один институт, даже работали в одном здании, расположенном посреди поселка курдов. Письмо Владислава Мохова исполнено ностальгичаских воспоминаний о Тбилиси, о Грузии, о наших общих знакомых.

Один из читателей, успешный московский бизнесмен, так расчувствовался, что притащил ко мне домой галлон прекрасного виски в красивейшем сосуде, и так как сам недавно бросил пить, возложил трудную задачу по опустошению этого сосуда на меня. Но, какие наши годы - справился и с этим, правда, не за один 'подход'.

Профессор, и одновременно крупный бизнесмен из США, эмигрировавший ещё из СССР, позвонил мне и сказал, что из-за моей книги он на день не вышел на работу - не мог оторваться, пока не дочитал её до конца. Похожее письмо было от кандидата наук из Киева - он пишет, что как будто встретился со своим старым другом и единомышленником. Но все эти звонки и письма были от мужчин. Чтож, а представительницы прекрасного пола, так и остались равнодушными к моей жизни? Как бы не так!

Письма одной из читательниц по имени Тамара настолько затронули мне душу, что я не выдержал, и поместил их в книгу, в сопровождении моих ответов на эти письма. Письма эти, касающиеся моей личной жизни, пришли в 'Лавровый Лист', и были размещены там, как и мои ответы на них. Но прежде, чем читать эти письма, я порекомендовал бы читателю снова заглянуть в книгу, в самое начало раздела 'Роковой клуб мукомола', где описана, казалось бы малозначительная сценка знакомства с девушкой по имени Марина, проживавшей в общежитии возле станции 'Подлипки'. Итак, письма:

Дорогой 'Лавровый Лист'!

Прочла размещённые в 'Лавровом Листе' книги Нурбея Гулиа, и, честно, была и восхищена и шокирована ими. Такого я раньше не читала. Особенно понравилась мне книга 'Любовная исповедь тамароведа', что ещё более усугубляется тем, что я тоже - Тамара.

Но меня насторожила неясная национальная принадлежность автора. Например, на с. 24 книги он заявляет о себе:

'Грузин - первый сорт! Мегрел называется, мы на Чёрном море живём, - хвастался я, хлопая себя кулаком в грудь, совсем как это делает самец гориллы, который живёт ещё несколько южнее'.

Стало быть, автор - грузин, а также мегрел, или мегрелец, как их тоже называют.

На с. 16 автор признаётся, что он является внуком Дмитрия Гулиа - абхазского писателя и поэта, значит автор - абхаз.

На с. 193 автор говорит:

'Мы, московские евреи, считаем, что больше этого терпеть нельзя!'.

Здесь автор сам утверждает, что он - еврей.

И, наконец, на с. 304 читаю слова сказанные автором от первого лица:

'А я на это отвечаю, что, во-первых, мы - русские:'.

Так значит, автор - всё-таки русский. Так как эта ссылка даётся позже всех, то заключаю, что автор под конец всё-таки стал русским:

Полная неразбериха!

Всё это, а также то, что на с. 38-39 высказывалось опасение, что злополучные тяжеловесные 'грации' при насилии над автором в прачечной, могли повредить ему 'рабочий орган', натолкнуло меня на сочинение эпиграммы на автора (в подражание не кому-нибудь, а самому Пушкину!), которую я хотела бы поместить на Ваш портал, вместе с этим обоснованием моего поступка. Одним словом, и для автора, и для читателей его книг.

Эпиграмма на Нурбея Гулиа

Полугрузин, полумегрелец,

Полуеврей (заметен сквозь одежды

его полуобрезанный конец),