Приватная жизнь профессора механики

Полуабхаз, но есть надежда,

Что стал он русским под конец!

Тамара

Ответ Тамаре на её эпиграмму

Эх, Тамара! Попала ты, как говорят в литературных штампах, не бровь, а в глаз!

Неясность в моей 'национальной принадлежности' настораживает больше всех меня самого. Как выпью, бывалочи, вечерком, вспомню о моей 'нации', так и начинаю настораживаться.

Дед мой по отцу - Дмитрий Гулиа - действительно абхаз. Более того, он - создатель письменности, алфавита, литературы, театра и т.д. и т.п. своего народа. Так что, по прямой мужской линии - я абхаз. Жена этого деда - моя бабушка - мегрелка. Выходит, я и - мегрел.

По материнской линии дед мой - Александр Егоров - русский граф. А бабушка моя, то бишь, графиня, уже грузинка, причём самой горной и свирепой народности - мохевка. Вот так я стал представителем четырёх национальностей, о которых упоминал в своих книгах.

Но открою вам мой 'страшный' секрет, о котором и сам-то узнал не так давно. Прабабушка моя по материнской линии, мать бабушки-графини, оказалась чистокровной еврейкой. Казалось бы, подумаешь, все мы немножко евреи, все ведь от единого предка: Но 'фишка' в том, что у евреев национальность передаётся по матери. И это справедливо - мало ли, кто отец - генетических тестов-то раньше не было.

Рассуждая таким образом, я понял, что и бабушка моя - графиня, и мама - графская дочь, да и я, грешный - тоже евреи. И никого не интересует эта ненадёжная мужская линия!

Вот так к моим четырём прибавляется ещё одна, я бы сказал, основополагающая нация - еврейская. Вот это всё я, с чисто еврейской прямотой и правдивостью, правда, в завуалированной форме, отразил в моих книгах. И попался на острый язычок Тамаре.

Эх, Тамара! Попалась бы ты сама мне на жизненном пути пораньше (до венчания, разумеется, с моей третьей женой Тамарой!), быть бы тебе, как минимум, в моём 'тамароведческом' списке. А как максимум, возможно и законной женой! Вот тогда тебе не надо было бы замечать сквозь мои одежды то, что ты так профессионально узрела своим зорким оком!

А может, всё же рискнём, согрешим, а потом замолим свой грех? Кто из нас без греха? Ведь есть чисто научный резон согрешить - разгадать физиологическую загадку моего 'полуеврейского' происхождения, так остроумно поставленную в твоей эпиграмме!

Нурбей Гулиа, тамаровед.

Я - твоя самая первая Тамара!

Эх, Нурбей! Это в ответ на твои: 'Эх, Тамара, да эх, Тамара'! Позволь уж обращаться к тебе по имени и на 'ты', поскольку мы перешли на такую форму общения уже более сорока лет назад, после нашего первого брудершафта. Просто ты, наверное, успел меня позабыть, иначе бы отразил нашу с тобой встречу в своей 'Любовной исповеди тамароведа'.

В своём ответе на мою эпиграмму ты пишешь в Лавровом Листе:

'Эх, Тамара! Попалась бы ты сама мне на жизненном пути пораньше:, быть бы тебе, как минимум, в моём 'тамароведческом' списке. А как максимум, возможно, и законной женой! Вот тогда не надо было бы замечать сквозь мои одежды то, что ты так профессионально узрела своим зорким оком!' (Речь идёт о твоём 'полуобрезанном конце', что из эпиграммы).

И предлагаешь мне согрешить с тобой. Да мы сделали это уже сорок с лишним лет назад, а в твоём 'полуобрезании' виновата я сама, потому так уверенно и пишу об этом. Позволь напомнить тебе, как это всё произошло.

Весной, перед майскими праздниками 1963 года мы познакомились на танцплощадке в парке Лосинки или тогда города Бабушкина (что теперь в районе метро 'Бабушкинская' в Москве). Я была с подругой Милой, с которой жила в одной комнате в общежитии возле станции Подлипки. Ты же был со своим другом Володей. Мы познакомились, выпили немного прямо в парке в кустах и решили продолжить это достойное занятие и дальше. Ты предложил зайти в общежитие, где ты жил, и которое, как я поняла из твоих книг, называлось 'Пожарка'. Твои сосед по комнате уехал отмечать праздники к себе на родину, и комната была бы в нашем распоряжении.

Мы с Милой согласились, сели на ныне несуществующую электричку-'трёхвагонку', и через несколько минут приехали в посёлок 'Институт пути', где и находилась 'Пожарка'.

Вот в этой-то 'Пожарке' и был наш первый брудершафт, разумеется, с поцелуем, после которого мы с тобой перешли на 'ты'. Потом 'золотые тосты' продолжились, а вскоре дело дошло и до кровопускания. К счастью, небольшого. Вышло всё так. Ты, уже в хорошем подпитии, стал рассказывать анекдот, хорошо известный в то далёкое время. Пересказываю его.

В Советский Союз приехал в гости лидер дружественной нам тогда Бирмы по фамилии (или имени?) У Ну. Так вот, понравилась тогда этому У Ну одна балерина из Большого театра, он влюбился в неё, и решил взять её к себе в гарем. И спрашивает, что она хотела бы с него за это. А той неохота в Бирму, да ещё в гарем, она и решила предъявить У Ну явно невыполнимое условие.

- Видите ли, - говорит балерина, - я женщина очень страстная и мне необходимо, чтобы у моего мужа 'хвостик' (как ты, Нурбей, называешь это в своих книгах!) был не менее тридцати сантиметров).

У Ну долго думал, а потом вздохнул и решительно ответил: