Приватный танец

— З-злата, — говорю прорезанным голосом и еще сильней и громче плачу, — Злата, ты мне так нужна!

— Боже Майя, ты где?

— Я… я в каком-то кафе.

— Скинь геолокацию, я приеду.

— Не надо милая, займись дочкой и отцом, — я всхлипываю, — я сейчас вызову такси.

— Скажи мне что случилось? Почему ты плачешь?

— Я скоро приеду, расскажу.

Такси останавливается у входа в дом Петра Михайловича. Я расплачиваюсь, выхожу. Так холодно, ужасно холодно, мороз и ветер пронизывает тело насквозь. Я дрожу и стучу зубами, пока шагаю ко входу в дом. Злата видит меня через большое окно и выходит встречать меня.

— Боже Майя! — она тянет за руку меня внутрь. Пока мы сидели в кафе, моя потная одежда успела высохнуть, но меня знобит и я ничего с этим не могу поделать, — что случилось, девочка моя? — она помогает мне снять куртку и платок.

— Я встретила Самира. То есть он меня узнал… и.

— Твоего брата? — она прикрывает рот ладонью.

— Мама, — меня разрывает, слезы начинают литься из глаз. — Мне нужно домой! — осознание приходит внезапно и спешно начинаю собираться обратно в дорогу, — вызови мне такси, пожалуйста.

— Что с мамой? Подожди. Ты вся горишь! Я никуда тебя не отпущу.

— Мама тяжело больна… Злата, она ждет меня!

— Ура! Ура! Ты приехала? — Петр Михайлович идет к нам прихожую с Женей на руках, видимо не дождался, чтобы я прошла в гостиную, Женя тянет руки, проситься ко мне. Я забираю ее, целую и крепко обнимаю, — мама ты плачешь?

— Нет, — опережает меня Злата, — мама Майя просто сильно замерзла, да Майя?

— Да, моя куколка, так что ты беги, поиграй со своими пупсами, ты их уже выложила из чемодана?

— Конечно! — она весело хлопает в ладошки, — сейчас я пойду их накормлю, — она, слава Богу, убегает в гостину.

— Что случилось дочка?

— Мне нужно домой, к маме.

— К маме? — с удивлением спрашивает Петр Михайлович.

— Она тяжело больна, ее дни сочтены. Мне нужно ее увидеть. Она моя мать, как бы там ни было..

— Конечно-конечно, поезжай.

— Папа, она вся горит! Потрогай ее.

— Я… вызову такси.

— Господи! Ну куда ты в таком состоянии?

— Я должна поехать, иначе я никогда не прощу себя.

— Я отвезу тебя.

— Не стоит, у вас гости, пожалуйста, ничего не отменяйте из-за меня.

— Как это? Я так не могу! — упрямо спорит Петр Михайлович, — тебя отвезет мой водитель.

— Я буду волноваться, — говорит Злата и тянет меня за руку наверх по лестнице, — ты примешь горячий душ, переоденешься, я тебе сделаю терафлю, потом отпущу.

— Злат..

— Никаких Злат. И не стой подолгу на улице! Простынешь, если уже не простыла!

После горячего душа озноб покидает мое тело. Я надеваю теплые джинсы с начесом и теплый вязанный свитер, спускаюсь вниз, где меня уже ждет Злата с кружкой лекарства.

Всю дорогу я плачу, маленькими солеными слезами. В горле першит, боль давит на грудную клетку, я не могу успокоится. Водитель то и дело смотрит в заднее зеркало и спрашивает все ли со мной в порядке?

Злата и Петр Михайлович периодически звонят водителю, спрашивают обо мне. Потом на телефон мне приходит смс от Златы:

Все таки, мне надо было не слушаться тебя и поехать с тобой!!!

Когда она ставит восклицательные знаки в конце предложения, тем более три, это значит она кричит.

Я долго стою перед воротами в когда-то родной дом и не смею шагать вперед.

— Я подожду вас здесь, — говорит вдруг появившийся ниоткуда водитель.

— Не стоит, спасибо вам большое.

— У меня приказ не оставлять вас здесь. Я подожду вас, когда закончите, отвезу обратно.

— Не стоит меня ждать, правда, — отвожу от него взгляд, смотрю на знакомую калитку, такого же цвета, как три года назад, — Я не знаю, как скоро освобожусь, — отвечаю и открываю скрипучую калитку.

Глава 40

Родной двор возвращает меня в прошлое.

Старые качели, осыпанные снегом, качаются и скрипят, висят там же. И велосипед Самира, все стоит на своем месте. Правда сейчас он навряд ли сможет прокатиться на велосипеде, потому что вырос с них. Наш с ним волейбольный мячик, сдутый, лежит под снегом. Ничего не изменилось, даже старая лавочка на своем месте.

Слезы текут по лицу ледяной дорожкой. Мороз и ветер усилился, вечерами становится еще холоднее. Я осматриваю двор, наш с Самиром детский смех, наши детские шуточки, споры и обиды звоном отдаются в ушах. Боже, как же хочется вернутся в детство! Такое беззаботное, безобидное.

Но увы…

Самир выходит в одной футболке и бежит в мою сторону:

— Ты приехала? — обнимает, — я знал, что ты приедешь. Не зря ждал.

— Я не смогла бы не приехать.

— Отец ждет. А вот мама…

— Мама не ждет?

— Я не сказал ей, что встретил тебя. Боялся расстроить ее, если бы вдруг ты не приехала. Пошли, зайдем внутрь.

— Мне так страшно…

— Не бойся… ты чего, — Самир дрожит от холода, это и заставляет меня шагнуть в дом, — это твой дом тоже! Ничего не изменилось, — дрожащим голосом говорит брат, помогая мне снять куртку и платок, — только ты изменилась, — смотрит с восхищением, чем придает мне уверенности шагать вперед.

В гостиной узнаю нашу вредную соседку, так по-хозяйски расиживающую на диване с чашечкой чая на руках.

— Она каждый вечер приходит навещать маму, — шепчет на ушко брат. Я киваю и здороваюсь.