Приватный танец

— Оо! — отзывается тетя Самира, — явилась распутная девица! — смотрит с презрением, — да еще и в таком виде, — ставит чашку на стол, открывает рот, чтобы еще съязвить, да только не успевает.

— Вы на свой вид посмотрите, а ее не трогайте! — Самир крепче сжимает мою руку.

— Где ты видела мою распущенность? — я смелею после слов брата, — аа??? Отвечай, где ты видела мою распущенность?

— Еще и язык остренький появился! Руку подай — откусит по локоть! — все не угомонится тетя Самира.

— Не смей трогать мою дочь! — тело покрывается мурашками, когда за спиной слышу голос отца. Слезы застывают на глазах, мне страшно перевернуться назад, — Асият? — произносит дрожащим голосом, а потом уверенным, — Дочка!

— Я лучше пойду, — говорит тетя Самири встает с места, — завтра приду.

— Не стоит себя утруждать, — отвечает отец, — больше, чтобы ноги твоей не было в моем доме! — тетя Самира ворча под нос, чтобы мы неблагодарные уходит, — обнимешь?

Конечно, обниму! Разворачиваюсь и кутаюсь в любимых объятиях.

— Дочка! — голос отца становится мягким и любящим, — как же я скучал!

— Я тоже очень скучала… правда думала, вы меня никогда не примете… не простите, — голос все также дрожит, я вся дрожу.

— Тебе холодно? Замерзла? Покушаешь? — спрашивает папа.

— Нет, — смотрю на Самира, потом на отца, — не голодна. Я хотела бы увидеть маму.

— Мама спит, — говорит папа, грустно опуская глаза, — пойдем, присядем, думаю нам есть о чем поговорить.

— Я все-таки сделаю нам чай, — говорит Самир и идет на кухню, я порываюсь следом, но отец задерживает.

— Он справится.

Только сейчас я отсматриваю нашу гостиную. Ничего не изменилось, все та же мебель, занавески и ковры на полу. Только как-то не людно стало, тускло.

— Я знаю, вы ждете от меня очень многого..

— Нет. Только то, за что ты так с нами поступила? Почему исчезла ничего не объяснив?

— Я…

— А вот и чай, — громко говорит Самир и ставит поднос на стол, — с твоим любимым малиновым вареньем. Я сам его варил! — я улыбаюсь и опускаю глаза.

— Мы ждем Асият…

— А разве мама вам ничего не рассказала? — хоть я и знаю, что ничего не рассказывала, но я должна знать точно.

— Самир… — я вздрагиваю, когда слышу мамин тихий голос.

— Мама проснулась… — говорит Самир и встает со своего места. Я иду с ним, следом и папа.

— Асият? Дочка? — мама лежит на кровати, укрытая белоснежным одеялом, только вот в комнате пахнет лекарствами.

Я смотрю на маму и не знаю. Лицо стало желтого цвета, губы посинели, глаза углубились и потускнели. Она очень похудела и постарела. Морщин стало больше и глаза… печальные.

Боже! Что сделала с мамой болезнь, страшно смотреть!

Но мне ни капли не больно. Почему?

Господи, почему мне не больно, она ведь моя мать?

— Здравствуй, мама, — отвечаю черствым голосом, Самир подталкивает со спины, чтобы я подошла поближе. Мама тянет мне руку, я поворачиваюсь, смотрю на брата, который кивает, чтобы я подошла.

— Я так ждала тебя, ты не представляешь, — говорит мама, когда я беру ее руку в свою, нежно сжимаю, боюсь причинить боль, потому как и без того вся рука в синяках от уколов.

Я молчу. Присаживаюсь на край кровати, смотрю под ноги.

Я всегда знала, что придет время и мы с ней встретимся. Только совсем не так себе все представляла. Я думала, репетировала свою речь в уме, планировала, что я ей скажу, когда мы встретимся. Но вот сейчас, полная растерянность. Я будто заледенела, не знаю как себя вести с ней, с женщиной, которая лишила меня ребенка.

— Прости меня, Асият, — она подносит мою руку к своим губам, я одергиваю и встаю с места. Мама всхлипывает и тихо плачет.

Мне становится плохо. Вдруг не хватает воздуха.

Этот день полный сюрпризов, плохих сюрпризов, дается мне с трудом. Я молю про себя, чтобы скорее наступила ночь и я оказалась в своей постели. В теплом уютном доме Златы с Женечкой под рукой, тихо посапывающей. Там мое все, там меня ждут и любят. А здесь нет.

Нет меня для них. Они давно отвыкли от меня и научились жить дальше.

Только когда я смотрю в глаза брата и отца, понимаю — нет. Они любят. А мама?

— За что, мама, тебя просить? — вдруг ниоткуда прорезается голос, — за мою сломанную душу или за убитого ребенка, которому ты не дала возможности появится на свет? — она мотает в стороны головой и прикрывает глаза.

— Что ты такое говоришь? — спрашивает изумленный отец.

— Почему, мама, ты не рассказала им, причину моего исчезновения? Ты ведь знала почему, поэтому не искала меня с ними! — я на удивление не кричу, говорю спокойно, стараюсь не нагнетать обстановку и не грубить маме, хотя когда репетировала свою речь перед ней, там было все по-другому. В этой ситуации я не могу, я должна сдерживаться, говорить спокойно, — Папа, — я смотрю на его печальные и злые глаза, — почему ты не спрашивал свою жену, что случилось тогда, что после ее посещения, я исчезла? Почему, папа?

— Я спрашивал…

— Асият, — тихо спрашивает брат, — что случилось?