Привенчанная цесаревна. Анна Петровна

Хотя что нищета. Во всей Европе Густав славился познаниями своими. Химией всерьёз занимался. Вторым Парацельсом его называли. Приглашение принял, думал, сможет дальше своим делом позаниматься.

Не вышло. Приехал с целой ватагой. Одни писали — свитой, другие — с собутыльниками. Ещё важнее — полюбовницу свою в свите привёз и даже крыться с нею не стал.

Царь Борис полюбовно договориться с Густавом хотел. Сам толковал, сына, царевича Фёдора Борисовича, посылал.

Договориться? Не рассчитал, видно, королевских амбиций. Густав от переговоров отказался. Даже Москву своими опытами сжечь обещал. Царь поверил. Посадил королевича в темницу, а там сослал в Углич, на вечное заточение... Так свадьбы Густав и не увидел, умер в ссылке.

Нарочный из Москвы радости в герцогском дворце не прибавил. Уж на что легкодух герцог Карл — одни забавы на уме, — а и то обеспокоился: нехороша герцогиня Анна. Совсем нехороша. И граф Бассевич неотступно твердит: беречь герцогиню надобно. Беречь, герцог! Какой там наследник ни родится, а всё равно это она в череду на русский престол первой останется. Да и ты, глядишь, регентом при собственном дитяти — если, Господь даст, всё благополучно обойдётся, — стать можешь. Всё в нашей герцогине.

Главное письмо от нарочного герцогу понесли, а письмецо герцогине от сестрицы. Длиннющее! Как только наша Елизавета Петровна с силами да терпением подсобралась.

   — Ох, не могу, государыня цесаревна, читай, читай скорее!

   — Глазам своим не верю! Маврушка, слышь, Маврушка, скончалася великая княжна Наталья Алексеевна.

   — Как так Наталья? В тринадцать-то лет?

   — Да тут годы считай — не считай. В чужую могилку не ляжешь, а и своей не уступишь.

   — Полно тебе, государыня цесаревна! Какую такую могилку ей судьба уготовить могла? Люди, небось, постаралися.

   — Может, и люди.

   — Да что там, известно люди. Обстоятельства-то какие были, пишет ли Елизавета Петровна?

   — Пишет, да непонятное что-то. Видишь, император со свитой вперёд в Москву на коронацию поехал. Сестрицу по какой-то причине в Петербурге оставил — должна была Наталья Алексеевна попозже подъехать.

   — Это к чему же девочке отдельно-то ехать? Да и дорога дальняя: как-никак шестьсот с лишним вёрст. Целую свиту с собой по такому случаю не повезёшь.

   — Не меня бы ты спрашивала, Маврушка. Известно, в царском поезде куда надёжней, да вот так будто бы государь решил.

   — Государь, прости Господи! От горшка два вершка.

   — Сама знаешь, Маврушка, — не он, Долгоруковы теперь к власти пришли, они и командуют.

   — Ну, с Долгорукими-то всё понятно. Им царевна Наталья Алексеевна никак не с руки: своенравная, упрямая, да и братцем командовать умеет. Зачем им такая до коронации-то?

   — Выходит, после коронации — тем более. Сестрица пишет, что остановилась великая княжна перед въездом в Москву, на последнюю ночь, во Всехсвятском.

   — Значит, у царевны Милетинской, нашей Дарьи Арчиловны почтенной.

   — У кого же ещё! У Дарьи и дворец какой-никакой, и провианту вдоволь, и переночевать есть где.

   — Переночевать... Да вот только больше Наталья Алексеевна из дома царевны не вышла: в гробу через два дня вынесли.

   — Что ты, что ты, Анна Петровна! Страсть-то какая! Это кто же великую княжну-то порешил?

   — То ли порешил, то ли... Что тут гадать.

   — Да говори ты яснее, государыня цесаревна! Неужто наша Лизавета Петровна ничего боле не отписала? Быть такого не может!

   — Много ли сестрица узнать могла. Только то, что была великая княжна в полном одиночестве: ни придворных, ни лекарей. При ней одна придворная прислужница, зато какая! Угадаешь, Маврушка?

   — А коли угадаю, чего выиграю, Анна Петровна?

   — Пробуй, Маврушка, пробуй. Забавно даже.

   — И попробую: Анна Регина Крамерн. Ошиблась ли?

   — Надо же, угадала!

   — А тут и угадок никаких не нужно. Её ведь ещё при нас с тобой, государыня цесаревна, в бытность нашу в Петербурге, к великой княжне приставили. Меншиков, сказывали, очень о том хлопотал. Да что там хлопотал. Сказал государыне родительнице, а она тут же и согласилась. Всех остальных слуг удалить велела. Особливо прислужниц. Анна Регина к великой княжне полной хозяйкой вошла.

   — Да уж им с Александром Данилычем есть что вместе вспомнить.

   — О царевиче Алексее Петровиче подумала, государыня цесаревна?

   — О нём. Ведь тогда еле сенаторы приговор подписали...

   — Подписали! Что ты, Анна Петровна! Где им успеть подписать: как-никак их без малого сто тридцать персон. Пока они в черёд строились, наш светлейший сломя голову в равелин к царевичу помчался, в Петропавловскую крепость. И с ходу Анну Регину с собой прихватил.

   — Как сразу? А не потом её вызвал?

   — То-то и оно, что, как толкуют надзиратели, сразу привёз. Со всеми нужными ей вещами. Шайку будто бы, губки, полотенца — всё в узле с собой приволокла.

   — И что же она, сразу в камеру пошла?

   — Нет, у караульных преображенцев призадержалась. Да только Данилыч быстрёхонько обернулся. Она и рассесться не успела, а уж он её в камеру позвал — тело царевичево обмывать. Ей одной довериться решил. Вот оно как, государыня цесаревна! Что такое великая княжна!

   — Дочь убитого...