Медаль «В ПАМЯТЬ СРАЖЕНИЯ ПРИ ГАНГУТЕ 27 ИЮЛЯ 1714 ГОДА». На лицевой стороне: погрудное изображение Петра I, в лавровом венке, латах и мантии, застёгнутой тройным аграфом. Надпись (по-латыни): «Пётр Алексеевич божией милостию царь Российский великий князь московский». На обороте: вид сражения между островами. Впереди фигура Победы с венком и трезубцем в руках. Надписи (по-латыни): «Первые успехи русского флота» и «Морская победа при Аландских островах 27 июля старого стиля».
О такой победе и не мечталось. Мыс Гангут. Длинный. Окружённый шхерами. На самой северной оконечности Финского залива. Маневрировать нелегко. Бой вести — того труднее.
Сам взял на себя команду русской эскадрой. Под флагом шаутбенахта Петра Михайлова.
Шведский адмирал Ватранг хотел русские галеры в гавани Твермине задержать — до Гангута одиннадцать вёрст.
Не вышло. Бой завязался отчаянный. Нашим удалось взять галер шведских шесть, один прам и два бота. Вместе с командовавшим ими контр-адмиралом Эренши льдом.
Шхеры очистили от шведов до самых Аландских островов.
И командующему дали чин адмирала. Адмирал Пётр Михайлов!
Бой отгремел. А всё остыть не удавалось. Залпы виделись. Пушки в ушах палили. Заснуть не мог. Вроде, слава тебе Господи, конца благополучно достигли. И вроде жалко — такое не повторится. Вот она удача, вот она!
— Государь, новости из Петербурга. Принцесса Шарлотта благополучно родила. Вас можно поздравить с внучкой.
— Опять с девочкой! Мне кажется, над моим домом тяготеет какое-то заклятие: женщины и только женщины! Ради этого не стоило женить Алёшку.
— Но это всего лишь первый блин, ваше величество. Повторение может дать желаемого наследника. Врач сказал, что принцесса находится в добром здравии и вполне расположена к материнским обязанностям.
— Утешил, ничего не скажешь!
— И это несмотря на все семейные огорчения принцессы, ваше величество.
— Ты хочешь сказать, Гаврила Иванович, что Алёшка по-прежнему не унялся и обхождения с супругой не изменил?
— К сожалению, государь. Незадолго до родов он прибил принцессу, и ей удалось спастись только бегством. Если бы царевич не выпил лишнего, что помешало ему устремиться за женой, результат мог бы оказаться самым плачевным.
— Проклятое семя! Сколько раз я его предупреждал. Грозил. А он знает, я своему слову хозяин.
— Царевич неоднократно говорил в своём соборе и компании, что ненавидит принцессу и что ему только силой могли навязать жену-люторку.
— Даже языка на привязи не держит. Совсем обнаглел, мерзавец! Дай вернуться в Петербург! Уж там-то мы поговорим на мой манер!
— Государь, но я должен передать царевичу, какое имя вы хотели бы дать новорождённой.
— Это его дело.
— Но Алексей Петрович заявил, что его вообще не интересует судьба дочери принцессы. Мне не кажется возможным настолько огорчать родильницу. Скандал непременно дойдёт до её родных по всей Европе.
— Твоя правда, Гаврила Иванович. С Алёшкой расправлюсь по возвращении, а пока напишу ему несколько строк острастки, да и ты ему от моего лица передай, чтобы поостерёгся, крепко поостерёгся. Так дальше пойдёт, не видать ему ни престола, ни дворца.
— Всенепременно передам, государь.
— А знаешь, Гаврила Иванович, одного в толк не возьму. Не кота ведь в мешке получал, когда женился. И встретился с Шарлоттой заранее, и поговорить мог, и сам мне толковал, что по сердцу пришлась, что на супружество с ней согласен. Да и в Торгау держался как подобает. Как подменили парня!
— Может, так оно и есть, государь. Три года в странах европейских пожил, иными глазами на всё смотреть привык. В узде себя держал. На их языке изъяснялся, вроде и мыслями ихними думал. А тут вся старая бражка к нему прибилась. Нрав у Алексея Петровича не больно устойчивый. Все попы и начали его подговаривать, округ воду мутить.
— Не выгнал я их в своё время. Сам виноват, не выгнал!
— Да их не то что выгнать, иных и на поселение отправить не грех бы было для пользы дела.
— Не хотел Алёшку мутить.
— Думал ты, государь, по-доброму, ан всё наоборот получилось. Честно скажу, принцессу жалко. Образованная. Всё книжки читает. В деда да прадеда пошла. Август Брауншвейг-Люнебург-Данненборгский учёным среди учёных слыл. Тридцатилетняя война шла, а как разумно да человеколюбиво страной своей управлял. Не случайно современники его «Божественным старцем» прозвали. Библиотеку какую в Вольфенбюттеле организовал. До Мафусаилова века[13]
Господь сподобил его дожить. Дед Рудольф тоже учёностью отличался.— Хватит мне литанию читать. Сам знаю, да что нам-то с тобой толку, когда к тому же принцесса девчонку родила. И вот что, Гаврила Иванович, нарекут её пусть Натальей, а сестра ею и займётся. Нечего принцессе младенцем голову морочить, да и Алёшке неведомо что в голову его дурную взбредёт.
У царевны Натальи Алексеевны во дворце проба новой пиесы её сочинения. Дым коромыслом. Художники. Актёры. Музыканты. Сама государыня царевна впопыхах. Еле сыскать удалось.