Привет, Афиноген

– Ты что? – обиделся Фролкин. – Совсем озверел ты, Гешка. Какой бензин? Ты как ляпнешь, хоть стой, хоть падай. Я к нему мухи не подпущу, а ты – бензин. Ну, даешь!

– Ладно. Я вот спешу с ребятками одно дельце обстряпать, а к вечерку загляну. Здоров твой малец, как бык. Здоровей нас обоих. Я лично сроду такой пузырь не выдую, какой он сейчас выдул.

– Правда?

Фролкин прощальным взглядом окинул парней, задержался на свирепом Левином профиле, что–то смутно заподозрил, но не поверил и покатил коляску дальше, помахивая пустой авоськой.

Вскоре произошла другая встреча. Две юные блон– диночки в коротеньких платьицах, зеленом и пестро–неопределенном, выпорхнули из–за поворота и, по–галочьи щебеча, упали в объятия Афиногенова эскорта.

– Левушка! – взвизгнула зелененькая. – Майдар– линг! Прелестно, прелестно! Где вы топчетесь? У Клавки родичи убрались в Москву до самого вечера. Полный холодильник яств. Стерео, простор.

– Нам некогда, девочки, – сказал Лева. – Мы вот с этим фраером должны потолковать. А потом придем к Клавке. Винца купите.

Девушки с любопытством уставились на Афиногена. Стройные, нетерпеливые, с озорными мордочками, на которых выражения менялись с быстротой картинок в калейдоскопе, – они напоминали Афиногену что–то студенческое. Какие–то деревья и звуки оркестра всплыли из его памяти, из недалекого.

– Хотят меня зарезать, – поделился он бедой с девочками. – А труп утопят в болоте. Где пиявки.

– Заткнись! – велел Лева, крутнув желваками тугих и влажных от пота скул.

– Видите? – горюя, продолжал Афиноген. – Спасенья мне нет… Хотя как же. Я слышал, в Федулинске сохранился древний обычай: если невинная девушка объявит приговоренного к казни преступника своим мужем – его помилуют. Ты же не станешь, Лева, этого отрицать? С твоим рыцарским сердцем…

Пока они шли до магазина, пока в суровом молчании поджидали девушек, пока гуськом возвращал^ к Клавиному дому, Афиноген скучал. Приключение ему надоело, жара измучила. Теперь он и сам не понимал, зачем дал втянуть себя в очередной балаган. Какого дьявола плетется рядом с распущенными детьми, которые не ведают, что творят.

Квартира, куда они пришли, была стандартной квартирой стандартного блочного дома, спроектированного, в период острого жилищного кризиса и набравшего полную строительную мощность как раз к тому времени, когда кризис в общем–то миновал, и пресса стала осторожно поговаривать о том, не пора ли, мол, позаботиться о впечатлении, которое произведут наши застройки на умы детей и внуков. Поймут ли они, мол, наши обстоятельства?

Плотные шторы не давали солнцу пробиться внутрь., Половину гостиной занимала полированная югослав^ ская стенка, на полу цветастый оранжево–серый ковер. Цветной телевизор в углу, а над ним – какой–то блеклый натюрморт. За стеклами стенки – нарядные переплеты книг и мерцание хрусталя.

– Давайте так, предложил Афиноген. – Сперва выпьем, – посидим, покурим, а потом уж и за дело, не откладывая в долгий ящик. Насколько я понимаю, Клава, вся эта роскошь вскоре будет забрызгана кровью. Моей, что особенно прискорбно.

– Скажете тоже?! – Клава изобразила душевный переполох. – Любочка, они рехнутые, что ли?.. Мальчики, прекратите! Я всех пригласила в гости, это мой дом… Я не потерплю, не хочу!.. Вас зовут Гена?.. Не обращайте на них внимания. Вы – мой гость. Люба!.. Левка, прошу тебя! Не будь скотиной, прошу!

– Хорошо, Клавка. Не шуми. Пусть попросит прощения, можем поглядеть. Но не раньше. Как, Колюн– чик?

– Ребята, – сказал Федя. – Может, того? Он ничего вроде… свой… вроде. Может, это… не надо?

Лева был лидером, и он бы им не был, если бы не умел чутко улавливать атмосферу. Он был уверен: втроем они поколотят Афиногена. Какие могут быть сомнения, не впервой. Но он умел предугадывать и будущее. Лева остерегался мести. Отволтузить гада нетрудно – удастся ли сломить его дух? По всему видно – вряд ли. Значит, он будет искать следующей встречи, Rt л уже пригляделся к этому типу. Да, в следующую встречу тот не промахнется – заметно по его улыбающейся будке. Каменное, влажное Левино лицо, естественно, не отразило этих глубоких внутренних колебаний.

– Будешь извиняться?! – спросил он.

Колюнчик сбоку заворошился и взвесил взятую со Мюла тяжелую бронзовую пепельницу. Он ждал знака, приняв боевую стойку.

– Гена, ради меня! – попросила Клава, причем глаза ее сверкали от возбуждения, мало похожего на страх. – Ты их не знаешь…

Афиноген опустился в кресло.

– Клава, – сказал он, – я устал. Мне очень хочется выпить и поболтать кое о чем именно с тобой, потому что ты одна защищаешь меня от оголтелой банды. У тебя доброе сердце, милая девушка. Спасибо!

Он взглянул на Леву с обычной своей улыбкой. Тот стоял в такой позе, в таком выгодном для первого удара положении, что даже сам растерялся.

– Извиняться перед подонками я, к сожалению, не буду. Мне от стыда…