Привет, Афиноген

– На, ешь.'– Света, прищурясь, протягивала ему бутерброд. Она тоже была возбуждена музыкой, красноречивыми взглядами, шампанским. Театральные роли успели ей наскучить, кроме одной, – она была любезной, прелестной молодой девушкой, от которой все без ума. Она со всеми ровна, добра, но никому не отдает предпочтения. Они недостойны ее – сборище пьяных и пошлых дон–жуанов. Правда, есть среди них один, с которым – кто знает, девичье сердце переменчиво, – может быть, она бы станцевала. Нет, не больше, но разве этого мало? Один танец, о котором он станет вспоминать всю последующую жизнь. Однако его нигде нет, он прячется, робеет, не хочет смешиваться с серой, восхищенной толпой поклонников. Он не догадывается, что она думает о нем и согласна, почти согласна.

– Тавайте выпьем, юноша, – строго сказал Эрнст Львович. Появление Миши он расценивал как очередной, незаслуженный пинок коварной судьбы. Уже он приготовил красивые и убедительные слова, уже мысленно несколько раз повторял их, как заклинание, уже открыл рот, чтобы произнести их вслух, – слова, которые изменят навсегда его теперешнюю повседневную муку, – и вот появился этот прыщавый болтливый мальчишка, как снег на голову.

– С удовольствием… Я раньще мало пил, представьте, даже не знал, как это здорово. Все становится другим – праздничным, понятным. Всех готов расцеловать. И вы такой хороший, возвышенный человек, Лев Эрнстович… Света много о вас рассказывала. Но нельзя же в самом деле… Давайте выпьем! Будем много пить. У меня есть деньги. Мама дала мне двадцать рублей на ботинки. Какие могут быть ботинки, право! У меня есть почти новые коричневые туфли. Света знает. Сейчас я закажу шампанского. Нет, позвольте. Я угощаю! Официант!

– Да ты пьяный, Мишка, – вдруг заметила Света Дорошевич, – этого только не хватало. Уймись сейчас же!

Миша заливался птичьим смехом, быстро, счастливо поглядывал по сторонам. Наконец–то он обрел самого себя. Душа не болит, удивительно хорошо.

– Света, дорогая, пойдем танцевать?

– С тобой?

Мишу вопрос насмешил чрезвычайно. Ну, а с кем же? Может быть, с этим… ах, черт, никак не запоминается имя… с папашей? Чудесная будет парочка, курам на смех.

– Пойдем, Светочка! Посмотрим – все танцуют, весело. Не надо ни о чем грустить. Пойдем!

– Хорошо, хорошо, только не канючь.

Эрнст Львович с черной завистью наблюдал за танцующей парой. Призывно, жарко мелькали быстрые, круглые Светины коленки, струилось летнее тонкое платье – на лице сосредоточенность и сквозь нее ярким лучом – неудержимый огневой задор молодости. Недаром голенастым козленком скачет вокруг нее сопливый мальчишка, чуть не визжа от страсти, как распалившийся щенок. Внезапно с трезвой ясностью представил Эрнст Львович свое будущее с этой девушкой, представил то, что старательно отгонял до сих пор. Ведь этак всегда будет, всегда. Она будет убегать от него с мальчишками, которые вьются вокруг нее, подобно рою жужжащих ос. Для него они все. на одно лицо, но не для нее. Она будет убегать, а ему придется, стиснув зубы, ждать ее, постоянно ждать… за столом, в постели. Не посадишь же ее на цепь. Она будет вертеться волчком в чужих проклятых объятиях, а он, старый, изношенный… что, что? Какая опасная самоубийственная затея. Нет, нет, нет!

Душа его исходила яростным тупым криком.

«Тогда, – подумал он. – Тогда есть другой выход. Я не могу отпустить ее просто так. Это выше моих сил. Она сделала из меня клоуна и должна ответить за это. За все ответить… Я ей не мальчик, не школьный товарищ. Она ответит за то, что я сижу здесь в одиночестве. Она ответит… Я сомну ее, и она будет моей… она будет моей любовницей!»

Эрнста Львовича обдало холодом, ведомый неким первобытным инстинктом, он заглянул под стол: не подслушал ли кто–нибудь его преступные мысли. Нет, никого. И за столом он по–прежнему один. «Она будет моей! Она будет моей! – ликовал он, пожирая глазами танцующую Свету, трепещущей изнывающей рукой поднося ко рту бокал. – Она будет моей!»

– Где же жених, Света? – спросил тем временем Миша Кремнев. – Где он, твой нареченный?

– Много будешь знать, скоро состаришься. Зачем ты примотал сюда? Я тебя звала?

– Нету жениха, Светка! Нету! Все ты наврала. Я твой жених, твой суженый.

– Ты? Не смей и думать. У девушки будет ин– фархт… Жених! Вон мой жених остался за столом. Ты сам сказал про него – хороший, возвышенный человек, –

*– Лысина у него возвышенная.

– Смотри, Миша. Поостерегись… Лучше топай к своему рыбаку. Ух, как он глаза пучит. Он рыба, а не рыбак.

Сбоку вывернулся Митька Шуруп.

– Не передумала, Света?

– Нет, не передумала. Не возникай!

– Разве я не молод, не красив?

У Шурупа была скверная привычка не замечать, есть ли у дамы кавалер или его нет. Много горя принесла ему эта привычка.

– Не возникай, тебе сказано по–русски.

К счастью, танец кончился.

Эрнст Львович встретил их сообщением, что сейчас принесут бутылочку шампанского и мороженое.

Света устала и собралась домой. Она пожаловалась:

– Какие все мужчины одинаковые. Особенно молодые. То ли дело, когда кавалер солидный, в летах.