Привет, Афиноген

Они за хорошим разговором незаметно добрались до лесного края, и Балкан с упреком подрагивал всем телом, настойчиво натягивал поводок.

– Людей полно, – засомневался Егор, – вой врач этот с сеттером.

Иван Петрович Горемыкин их заметил и спешил навстречу. Собаки уже обнюхивались: Дан – вос

торженно повизгивая, Балкан – хладнокровно, насу– пленно.

Вскоре они вышли на свое излюбленное место: укрытую среди густой поросли орешника полянку. Кто–то не поленился скосил здесь траву. Невысокие копешки были расставлены по полянке, как койки в общежитии. Пахло густо подопревшим сеном, увядающим мхом. Что любопытно – ни одной консервной банки, ни одной пустой бутылки в этом прелестном уголке. Егор сдернул рубашку и со вздохом повалился на одну из копешек. Мужчины не решались последовать его примеру, подались в тень, присели на сухой бугорок под молоденькой березкой.

– Этого в больших городах не сыщешь, – сказал Горемыкин, – два шага от дома – и ты на воле. Чудесно! Воздух какой, а? Земля дышит, парит.

– Я в последний раз что–то неудачно там ляпнул, доктор. Ты уж не держи сердца.

– Доканывают тебя, Николай Егорович, на производстве, теперь вижу, доканывают. Когда пожилой человек начинает всякую чепуху в голове мусолить, травить ею себя – зловещий признак… Да мне знаешь, сколько больные за день наговорят? К врачам отношение знаешь какое? Если больной поправляется – ты ему вроде брата родного. Ну, а если нет, если болезнь свое берет – ты не растяпа, не плохой специалист – это все само собой, – но бери круче: ты преступник, на которого надо найти управу. Преступник и убийца – масштаб не меньше… Эх, Николай Егорович.

– Не все же так, некоторые, может быть…

– Хватает некоторых. Особенно старички, вроде нас, грешных. Подозрительные, каждый грамотнее самого врача в сто раз – только что скальпель у тебя не вырывает и не начинает сам себя кромсать.

Егор издали прислушивался, скорбно думал: «Одно и то же. Все одно и то же, точно тряпку сосут, выплюнуть не могут. Мой отец – добрее других и добро понимает. А другие – вон и этот врач – зло ищут. Радуются: много зла. Да, может, зла вообще нету, выдумали его сами злые, чтобы свое поведение объяснить. Боли много. И во мне она есть, и в отце, и даже в брате. А какое у Викентия зло? Дурь, а не зло. Отец–то прав. Мелочи опутывают мозг, застят свет. И то. Один комар разгудится ночью в комнате – десять человек не уснут. Такая мелочь – комар, а не спят люди, с ума сходят от злого писка – как вот подлетит да вопьется. Страх, тоска, мысли нехорошие лезут. И всего причина – один комар».

Он задремал, и казалось ему, что вольные вокруг распелись птахи, что лежит он на траве – сильный и непобедимый, как сказочный богатырь. Грудь потрески– ет от этой застывшей в нем силы. Улыбка приоткрыла его губы, воспользовался этим черноголовый муравей, по травинке сиганул ему прямо в зубы, уцепился за кончик языка, подвис циркач оголтелый.

– Тьфу! – крикнул Егор, перепугав Дана. – Тьфу, гадость всякая лезет в рот!

– Выплюнь, – посоветовал Николай Егорович. – Не глотай.

Иван Петрович продолжил рассуждение о несправедливой доле врача. Он не любил обрывать себя на середине фразы и рано или поздно доводил мысль до конца, не принимая в расчет, ждут ли от него этого собеседники,

– Так вот, я говорю, больные часто озлоблены и вымещают свое раздражение на нас, на врачах, что, кстати, неумно. Самый прохиндеистый медик изо всех сил старается помочь больному. Дело тут не в исключительном благородстве всех нас скопом. Люди врачи разные, и плохие, и хорошие, есть полные ничтожества. Все так. Но и тем, и другим, и третьим выгодно помочь больному, выгодно поставить его на ноги. Вы можете посчитать мои слова пошлостью. Допускаю, что сам термин «выгодно» не очень прикладывается к стократно опоэтизированной и романтизированной профессии врача. Однако я лично предпочту, чтобы, когда наступит мой черед, у моей постели оказался человек, коему пусть даже в целях защиты диссертации, и только, но именно выгодно меня вылечить, – а не простак с сострадающим сердцем. В последнем случае мое выздоровление будет зависеть лишь от доброго расположения ко мне врача, а это шаткий гарант. Не согласны? Как угодно. Не надо морщиться, Николай Егорович. Я понимаю – шутки такого рода вас коробят. А вот меня, представьте, больше коробит и даже возмущает, что блестящий хирург, спаситель тысяч человеческих жизней получает одинаковую зарплату с человеком в нашей профессии случайным, приспособленцем и выжигой.