Пока девушка состригала шерсть на животе Хариса и выбривала там «поляну», прибежал Фрикаделька, таща на вытянутых руках кастрюлю с кипятком.
— Так. Юноша бледный, со взором горящим, брысь отседова, тебе пока рано при родах присутствовать. Вот Чума соберется рожать, тогда и насмотришься, — серьезным тоном заявил опоссум.
Покрасневший Фрикаделька пулей выскочил из комнаты. Чума с опоссумом подняли бесчувственное тело и положили его на кровать.
— Ну-с, приступим. Бритва уже есть, тащи нитки и иголку.
— Ты же сказал, что резать не будем? Или будем? Я сразу пас.
— А тебя никто и не спрашивал. Тащи уже «галантерею», быстрее начнем — быстрее закончим.
Девушка побежала к себе в комнату. Фрикаделька сидел в коридоре на полу, весь серый, как покойник в безлунную ночь.
— Что, мальчик, страшно стало становиться мужчиной? — не удержалась Чума от подколки.
— Вы с Макжи обещали мне, что еноты не пострадают… — проговорил он сквозь зубы, — А что на деле получается? Сначала Серый чуть не отправился путешествовать, а теперь и Харис на волоске висит.
— Серый пострадал из–за вашего гнилого отношения к чужим жизням. Из–за глупого куража Хариса и твоего поху… безразличия к происходящему. И не переживай за Хариса, ему сейчас очень хорошо. Даже слишком хорошо. За то, что он чуть не убил Серого, я сама его должна была грохнуть в воспитательных целях. А так он отделается только легким испугом. Но зато он запомнит этот испуг очень надолго. Чтобы впредь неповадно было всякой херней заниматься. Ты меня услышал?
— Да.
— Хоть что–то понял из того, что я сказала? — Чума скептически скривила лицо.
— Да.
— Тогда топай к себе и делай выводы. Утром, чтобы был на полигоне. Макжи из ваших, растущих на плечах жоп, попробует подобия голов сделать. Свободен, боец.
Встав на ноги, Фрикаделька медленно побрел по коридору к центральной лестнице.
— А ты не хочешь быть поближе к команде? — окликнула его девушка, — Переезжай к нам, на первый этаж. Тут весело… бывает.
Фрикаделька ничего не ответил, быстро перекинулся в ягуара и потрусил к себе наверх. А Чума метнулась за швейными принадлежностями.
— Держи, — она протянула иголку, с уже вдетой суровой ниткой, опоссуму.
— Чего держи? Давай, вышивай узоры, ты же вроде женщина, а не я.
— По живому?! — заорала Чума, и шепотом добавила, — Я не могу.
— Охренеть… То есть стрелять боевыми иглами по живым существам ты можешь, а швейной иголкой пару раз шкуру проколоть — нет?
— Эмм… Ну, я ни разу иголку в руках не держала.
— Чего–о–о?! И куда миры катятся?! Женщины шить разучились. Дай сюда, чучело безрукое.
И опоссум, несколькими быстрыми движениями, наложил незатейливый шовчик на пузе енота.
— Учись, криворукая, в замужестве пригодится.
— В каком еще, нафиг, замужестве? — моментально вспыхнула ученица, — Не буду я ничего штопать… У меня муж богатый судьбой предусмотрен, ежедневно новые носки с утра надевать будет. Не дай бог ношеные носки по углам увижу — прибью на месте.