Привет, Галарно!

«Флориан» — это изобретение века. Вы закрываете глаза, нажимаете на кнопку, и комната наполняется запахом сосны наших лесов. Без очистителя воздуха «Флориан» мне не жизнь. Дома у меня по распылителю в каждой комнате, и все с разными запахами: гиацинта, розы, сосны, папоротника, мха. Я запираюсь у себя, опрыскиваю комнату, закрываю глаза, и вот я уже далеко. Путешествие с помощью запахов — просто рай для обоняния. Когда я поджариваю гамбургеры, возникает то же самое: меня возбуждает запах дыма, и запахи наполняют мои стихи. Запах Маризы утром, когда солнце проникает сквозь жалюзи, запах поля, когда я охочусь на ворону, которая, как и я, знает, что это всего лишь игра, что я не буду в нее целиться, и потому ворона довольствуется тем, что при каждом моем выстреле лениво взлетает, но на всякий случай все же держится от меня на почтительном расстоянии. Ворона недоверчива, и в этом она права. Кому довериться, в смысле кому можно действительно доверить все? Когда я учился в школе, я никогда никому не говорил, что хочу быть географом, и ни один из моих клиентов и представить себе не может, что, пока я готовлю ему кофе, я думаю о том, что в наши дни, наверное, самый счастливый человек на свете — инженер. Я таки кое в чем разбираюсь! Но мне всегда не хватало знаний, чтобы поступить в университет. Впрочем, это все выпендреж: обязательное образование отнюдь не обязывает их прийти вам на помощь. Подонки они все! Из-за них-то мы и стали образованными мойщиками окон. Ну а мне больше нравится моя крепость: «У короля хот-догов», ведь в ней я царь и бог, и если мне неохота работать, то я могу закрыть свою лавочку в любую минуту. Поджаривая сосиски, я представляю себе, как на огне горят кюре. Я с успехом провожу на сковороде свои революции, каждый раз выходя победителем, под моим надзором проходят референдумы, и, после того, как все кюре погибли, я принимаюсь за чистку гриля. Иногда я думаю: Галарно, какой ты бессердечный! Может, и так. Но мало иметь сердце, нужно, чтобы кто-нибудь тебе его отдал. Чтобы кто-нибудь согласился тебе его одолжить, пусть и забрать завтра же. В такой день, как сегодня, когда мелкий дождик рисует на стеклах киоска великие реки — Ганг, Миссисипи, Сен-Лоран, не какие-нибудь там речушки, но широкие полноводные реки, которые омывают целые страны, словно ребенок напрудил в пеленки. Дождь позволяет мне уйти в себя. Он усиливается, встает стеной. Ясно, что клиентов сейчас не будет. Сегодня вечером я закроюсь и пойду играть в карты в отель «Канада», где собираются скучающие коммивояжеры. Мариза меня подождет, у меня нет настроения ни плакать, ни смеяться, у меня вообще нет никакого настроения, я буду ставить на дождевого бубна и полевого трефа. Мартир по-прежнему спит под вязом, как будто он так и не двигался с места со вчерашнего дня. Я скажу:

—Добрый вечер, господа.

—Привет, Галарно. Как дела в закусочной?

—Скорее всего, завтра мне еще не стать миллионером.

—Зато у тебя покой на душе.

—Это верно, а не сыграть ли нам в блэк-джек?

—У тебя деньги-то с собой есть?

—Дневная выручка. Два доллара восемьдесят восемь центов.

—Не Бог весть что.

—Могу дать в придачу мою супругу.

—Маризу?

—Я сказал: мою супругу. Она живет в Леви. Вот ее адрес и моя доверенность.

—В таком случае я ставлю на Мэри, первую красавицу индейского племени из Миссистани, я там с ней трижды переспал.

—Ты?

—Ну да, я. Она прислуживает у кюре в Сен-Леонар-де-Пор-Морис. Не первой молодости, но душится ладаном, а ее хозяин знает толк в вине.

—А я ставлю на рыжую горничную из «Шантеклера», у нее — невиданное дело, — господа, одна ягодица вся в веснушках.

Мы станем играть в блэк-джек, в то время как на улице будет по-прежнему идти дождь, он всегда льет по четвергам, я выиграю дикарку и служанку кюре, но проиграю мою жену, горничную из «Шантеклера» и мои два доллара восемьдесят четыре цента. Сти. Тот еще вечерок у меня выйдет, ничего не скажешь! Пиво мне оплатит Альдерик. Папе бы понравилось такое времяпровождение с включенным телевизором, на который на самом деле никто не обращает внимания, поскольку вечерами по четвергам по нему и смотреть-то нечего. Мы, конечно, выпьем беленького, если будет не слишком много клиентов. Мы будем вести себя тихо, и я попрошу у завзятого лгуна Альдерика, составившего себе прошлое, наподобие лоскутного одеяла, в котором колоритный мой дедок меняет, когда ему надоедает, целые куски, рассказать о годах сухого закона. Он обожает вспоминать свою молодость.

Наступит ли момент, когда кто-нибудь задаст мне вопрос: Галарно, а как было в твое время? В мое-то время!