Я хохочу так, что едва не плачу. Как это похоже на Джейн! Я буквально слышу, как она произносит эти слова. Если я не привезу ей Йон Джэ, она от меня отречется. По крайней мере, пригрозит.
Но когда я кликаю на ссылку, добавленную в конце письма, у меня сжимается желудок. С экрана смотрит мое лицо в формате JPEG, а над ним заголовок: «Где Грейс Уайлде, и почему в эти трудные времена она не с семьей?»
Я не удосуживаюсь прочитать статью. В этом нет надобности. Я знаю, о чем там: в ней говорится, что я бросила семью, когда родные нуждались во мне больше всего.
Софи и ребята продолжают веселиться, но у меня нет сил ни на танцы, ни на что-то другое, кроме как болтаться у барной стойки, тянуть содовую, серфить в Интернете с телефона, забивать в строку поиска свое имя и позволять каждой новой статье о папе или Нейтане сбивать меня с ног, как автобус.
Никто не приглашает меня на танец, и я не могу понять, радует меня или огорчает то, что теперь я, наконец, просто девушка, а не сестра Нейтана Кросса или дочь Стивена Уайлде. Я уехала из дома, чтобы быть подальше от тех, кто узнает меня в лицо, от репортеров, что обсуждают меня онлайн. Я заполучила желанную анонимность, только не знаю, что об этом думать.
Десять часов, а Джейсона я не видела с того момента, когда ушла от него на танцполе. Моя тревога растет, но я отмахиваюсь от нее. С ним все в порядке. И вообще, кто я такая, чтобы беспокоиться за него?
Примерно в пол-одиннадцатого Софи кладет руку мне на плечо и, не отдышавшись, говорит:
– Пора уходить. Ты готова? Тэ Хва сказал, что у него сюрприз для нас, там, в общаге.
Я не знаю, выдержу ли я еще какие-то сюрпризы после того, что было с Джейсоном, но все же выдавливаю из себя улыбку и киваю.
Софи переводит взгляд на барную стойку.
– А где Джейсон?
– Я больше часа его не видела, – отвечаю я.
Она бледнеет, потом что-то говорит Тэ Хва, и тот исчезает в толпе. Софи достает телефон и прижимает его к уху – как будто в этом шуме можно что-то услышать. Потом стонет и продолжает оглядывать зал и снова набирает номер.
– Нельзя было оставлять его одного, – говорит она. – Вот я дура.
– В чем дело? – спрашиваю я.
Она в сердцах бросает телефон в сумочку.
– Я полная идиотка, вот в чем дело.
Я открываю рот, чтобы попросить ее прояснить свою мысль, но тут замечаю Тэ Хва. Он пробирается через толпу и тащит кого-то за собой. Я едва не падаю, когда узнаю Джейсона: его голова болтается, он почти висит на друге.
Софи бросается к ним, обхватывает лицо брата ладонями и что-то горячо говорит ему по-корейски. Он смотрит на нее бессмысленным взглядом, и она принимается стыдить его с еще большим жаром.
– Надо везти его домой, – говорит она, расплачиваясь за наши напитки. – Пошли.
Она ведет нас к заднему выходу, где никто нас не увидит, Тэ Хва с Джейсоном идут за нами. Мы выходим в переулок, и я слышу, как Джейсон что-то бормочет, только не понимаю, по-корейски или по-английски. Он спотыкается, и оба едва не падают.
Йон Джэ хочет поддержать друга с другой стороны, но Джейсон отталкивает его.
– Пшел прочь! – Он отстраняется от Тэ Хва, выпрямляется, проводит рукой по волосам. Его качает, но ему все же удается устоять на ногах.
Он смотрит на меня и на какое-то мгновение перестает шататься. Его взгляд достаточно осмысленный, чтобы я под напускной холодностью увидела душевную рану, острую боль. Я словно в отражении вижу свое собственное, глубоко запрятанное горе, и это шокирует меня.
Он делает шаг ко мне, но теряет равновесие и заваливается. Тэ Хва успевает подхватить его. Мы вызываем наш лимузин и запихиваем Джейсона в салон. Он садится между мною и Тэ Хва. Тэ Хва придерживает его, но он отбрасывает его руку и утыкается лбом в мое плечо. Меня бросает в жар, все мое тело горит, от кончиков пальцев до макушки, а когда он кладет ладонь на мое голое колено, у меня начинает стучать в висках.
– Ой, Грейс, прости! – Софи пытается усадить своего братца прямо, но тот отпихивает ее.