Вдруг ни с того ни с сего раздался звонок из «Иглстоун Вью», новой больницы Лон. Я смог поговорить с ней – она принимает лекарства.
Персонал показался мне очень позитивным и готовым помочь. Они хотят создать для нее систему дружеской поддержки, а ведущий социальный работник говорит, что любой, с кем захочет поговорить Лон, сможет общаться с ней напрямую.
Лон по-прежнему производит впечатление параноика – и не без основания. Но голос у нее теплый и спокойный. Она, как обычно, хочет, чтобы я забрал ее отсюда, но на время готова удовлетвориться тем, что я привезу принадлежности для вязания. Надеюсь и молюсь, чтобы я мог звонить ей каждый день и она не теряла терпения. Но логика улетучивается, когда я слышу ее голос. Я сказал ей, что люблю ее. Она рассмеялась и ответила: «Я люблю своего отца». Теперь у Лон много друзей – если бы только она об этом знала…
Энди не хотел и не мог забрать Лон. Лон знает, что раньше я всегда забирал ее из больницы. Может быть, она искренне тянется ко мне; со временем увидим.
Доктор С. попросил подготовить второе заключение о состоянии Лон: врач должен был приехать из Нортгемптона, где она находится сейчас. Похоже, его мнение подтвердилось.
Вечером звонил Энди, проверял, известно ли мне что-нибудь, а потом сказал: ему звонила какая-то медсестра и сообщила, что он может поговорить с Лон. Первое, что она сказала: «Энди, приезжай и забери меня отсюда».
В каждой небылице, которую сочиняет Лон, есть доля истины, вот как я на это смотрю. Мы должны просто представлять себя на ее месте; в больнице вместе с ней находятся странные люди, очень странные, по сравнению с которыми Лон кажется в некоторой степени нормальной.
Лон спрашивала о Дэйве или Йохане, будучи в тюрьме; она прорабатывала свои варианты – и беспокоилась, не понимая, есть ли они у нее вообще. Энди ясно дал понять, что не примет ее обратно.
В больнице сказали, что я не смогу посещать Лон, пока она не будет стабильна. Спрашивали о ситуации с Министерством внутренних дел; психиатрическая служба Сток-он-Трента контактирует с больницей.
Лон спросила меня: «Где я теперь буду, Кен?» Я ответил, что мой план – позитивно думать о ее будущем. Лон очень хочет получить свободу, но еще больше она хочет одного: вернуть свою малышку
и иметь возможность качать ее на колене.Энди говорит, что мы с ним еще можем быть друзьями. Кто может быть ему другом? Он снова уезжает в Испанию.
Прошло четыре года с тех пор, как Лон вышла замуж за Энди и переехала в Англию, мечтая о будущем и о своей семье – особенно это касалось сестер. Она верила, что после адской жизни, оскорблений и насилия со стороны родственников, мужчин в ее окружении, мужчин вообще и ее собственного пренебрежения собой она сделала большой шаг к осуществлению своей мечты. Четыре года назад она, наконец, получила британскую визу, пропуск в свое будущее на Западе. Она была на пути к новой жизни, далекой от прозябания в нищете, которую она познала в Таиланде.
Как это ни трагично, ее мечты превратились в непрекращающийся кошмар, от которого она, возможно, только сейчас стала пробуждаться. Крайне неудачный брак с Энди, эмоционально неуравновешенным британцем, который каждый вечер наливался пивом до бровей. Он всю жизнь жил «на пособие», не мог удержаться ни на одной работе и не имел ни заинтересованности, ни каких-либо реальных обязательств по обеспечению Лон. Это было только начало. Когда он привез свою миниатюрную и красивую жену-тайку в Соединенное Королевство, где мог хвастаться ею (ни одна британка, пребывающая в здравом уме, не обратила бы на него внимания), она была уязвима и всецело находилась в его власти, которой он мог злоупотреблять. Он часто говорил ей, что если она не будет слушаться, то он откажет ей в содержании (что в конце концов и сделал) и вернет ее в Таиланд.