Привет, мистер Шляпа!

Кариль хохотнула, не сдержавшись. Осознав, как глупо это в данной ситуации, она поспешила заполнить свой рот кофе.

– Не понимаю, что вы так беспокоитесь, – подала голос опирающаяся на подоконник и смотрящая в окно, учительница истории. Очевидно, ей уже наскучило объяснять своему престарелому коллеге, что с ним все в порядке, а головная боль – это еще не признак наведенной порчи.

«Интересно, с какого момента она стала слушать наш разговор?» – подумала Кариль. «Да и с чего бы этой мымре…»

Она снова встряхнула головой и сжала глаза, наверное, желая тем самым сжать и мозг, лишить его возможности думать.

Мымра же была не такой уж и мымрой: снять немного спеси – и получится женщина что надо.

В ее очках отражалось сероватое небо за окном; волосы, давно потерявшие свой естественный блеск, впитывали свет горящей в учительской люстры. Руки, настолько тонкие, что можно было без усилий увидеть рисунок вен под бледной кожей, были оголены до локтя. Столь же тонкие ноги обтянуты черными колготками, на бедрах – юбка до колен. Образ весьма серьезной тридцатишестилетней женщины, желающей во что бы то ни стало казаться моложе лет так на двенадцать.

– Простое письмо, – пояснила она, пожав плечами и на мгновение отвернувшись от окна, чтобы смерить заклеймившую ее «мымрой» девушку взглядом полнейшей незаинтересованности. Сама того не подозревая, она высказывала мысли, пришедшие на ум самой Кариль. – Было бы, о чем волноваться…

– По-моему, – вставил свои пять копеек информатик, рыскающий глазенками по всему пространству кабинета в поисках чьих-нибудь глаз. – Здесь как раз-таки есть, над чем призадуматься.

Он многозначно посмотрел на стоящую около окна коллегу, но та даже не шелохнулась, всем своим видом говоря, что ей все равно. Поняв это, перевел взгляд на Кариль и Пьена, сидящих напротив. Пьен смотрел в его сторону не то сочувственно, не то внимательно.

– А вы что думаете? – поинтересовался старый информатик, которому явно не хватало внимания.

– Думаю, что, раз психотерапевт распознал в написанном письме нечто серьезное, то значит, так оно и есть, – Бу посмотрел на Кариль, продолжающую хлюпать напитком в своей кружке.

Ощутив, что на нее смотрят, она, однако, не удосужилась оторваться от своего занятия, в который раз раздражившись как ноющим старцем на другом конце стола, так и апатичной мадам около окна.

– А можешь показать это письмо? – своим резким, хриплым голосом спросил у девушки информатик.

Кариль дернулась, явно не ожидая такой просьбы. Ее поднятое лицо выражало смесь удивления и негодования. Словно ее попросили не домашнюю работу показать, а свое нижнее белье.

Какое-то время пребывая в прострации, она перевела взор на сидящего рядом Пьена и только после этого нашла в себе силы на ответ.

– В принципе… – начала она было, но тут ее прервал звонок, одновременно возмутивший и обрадовавший. Отвратительно, что перемена, а то есть – отдых, так быстро прервалась, но все-таки хорошо, что не пришлось делиться работой Оэджи. Она не могла бы ответить, почему, но что-то в ней яростно бунтовало, протестовало, не желало и думать о подобном.

Как можно старательнее скрыв за опечаленной миной улыбку облегчения, Кариль залпом допила кофе и встала из-за стола.

– Увы, – пояснила она, следя, чтобы голос не сорвался на радостях. – У меня сейчас урок, так что… – не закончив фразу, она еще раз посмотрела на не сдвинувшихся со своих мест учителей и направилась к двери, ощущая приближение свободы с каждым сделанным шагом.

– Удачного урока, – услышала она уже на пороге голос Пьена. Даже не поворачиваясь к нему, девушка чувствовала, что он смотрит в ее сторону. – Если захочешь поделиться чем-то – я всегда рад.

«Он повторяет эту фразу постоянно, – со злобой подумала Кариль. – Неужели ему настолько скучно жить своей собственной жизнью, что он то и дело норовит влезть в чужую?»

В глубине души она понимала, что это очередное суждение не имеет под собой основания, однако – что поделать – оно вспыхнуло салютом внутри сознания, на какой-то момент затмив все разумные доводы супротив.

Повернув голову вправо – так, чтобы увидеть лишь косяк двери, но не своих коллег – Кариль как можно более дружелюбно выдавила:

– Непременно, Пьен, – и вышла.

Закрыв глаза, по пути к классу, в котором она должна была проводить урок, Кариль проклинала учительскую, всех учителей и всю школу в общем.

«Гаденыш Оэджи», – думалось ей в который раз. «Что ж ты своим отвращением к жизни пропитываешь ни в чем не повинных людей? Я, черт бы тебя подрал, никогда не думала о людях, меня окружающих, в таком ключе, в котором ты меня толкаешь думать. Зараза!»

Даже не видя субъекта, по причине которого испортилось ее настроение (хотя Кариль думала, что испортили ей не только его, но еще и жизнь дальнейшую), молодая, двадцатисемилетняя учительница языка и литературы с некоторым упоением ощущала, как ненависть к нему начинает пропитывать все ее существо. И, полнясь этим черным чувством, она шла на урок.

На четвертый урок.

В класс Оэджи.

7