Привет, мистер Шляпа!

Похоже было, что кто-то пытается войти, проворачивает ключ в двери и не понимает, почему это не работает. Услышав сдержанную ругань и бормотание, Кариль убедилась в этом предположении. Наконец человек по ту сторону решил попробовать толкнуть дверь просто так – авось, открыто. И действительно – открыто! Ну надо же!

– Ну надо же! – вслух сказал входящий в кабинет человечек. По-видимому, он был бескрайне удивлен только что увиденным чудом. – Неужели я за…

Он уже закрыл дверь и, повернувшись лицом к столу, увидел поспешившую встать Кариль. Лицо его выражало смесь неожиданности и непонимания. Казалось, что еще чуть-чуть и у старичка возникнут на ее счет справедливые, с его точки зрения, подозрения насчет того, почему-таки дверь была открыта. Не дав мистеру Гринтону (а вошел именно он) времени на обдумывание узренного, Кариль, кивнув почтительно, решила поздороваться:

– Доброго вам утра, директор.

Директор. Странное какое-то обращение к человеку, привыкшего со всеми вести фамильярные беседы с внедрением уменьшительно-ласкательных обращений. Директор тоже, очевидно, был удивлен. Уже второй раз за неполную минуту.

– Кариличка, – до ужаса исказив красивое имя девушки, медово-сладко, но с хрипотцой, свидетельствующей о почтительном возрасте, проговорил Гринтон, направляясь к своему креслу. Пройдя мимо Карилички, старик легонько коснулся ее локтя своими теплыми сухими морщинистыми пальцами, отчего девушке стало еще более некомфортно в этом кабинете. Она всегда ощущала себя не в своей тарелке, когда приходила к боссу, а после его выходок – так вообще. – Отчего такой тон и такое странное обращение, душа моя родимая? – он разговаривал со своей подчиненной, как с внучкой. Добравшись до кресла и заняв в нем место, Гринтон серо-голубыми глазами посмотрел на Кариль.

Девушка чего-то ожидала, но ожидать было нечего. Мужчина не собирался ничего более говорить.

Потупив взгляд, сделав голос каким-то детски невинным, тем самым желая сыграть эдакую скромницу (что было трудной задачей из-за напавшего внезапно похмелья), Кариль собралась с мыслями и сделала пару шагов вперед, к столу начальника.

– Я вчера допоздна проверяла работы учеников… – не краснея, начала она врать. Ну нельзя же сказать, где она на самом деле весь вечер вчерашний прошлялась!

– Ты присядь, Кари… – попытался вставить свои пять копеек Гринтон. Его учтивость отзывалась в висках болью, заставляла сердце наливаться необъяснимым гневом.

Понимая, что в противном случае не избежать спора а-ля «присядь» – «не надо» – «нет, присядь» – «нет, спасибо» – «да ты сядь» и так далее, Кариль разумно решила проглотить вскипающее негодование и села на недавно оставленный стул. Жесткая подушка уже успела остыть, и это почему-то тоже бесило девушку.

– Так вот, – снова начала Кариль все тем же голосом, но в нем едва заметно скользнуло раздражение. – Я проверяла домашнее задание и наткнулась на листок с письмом…

– Письмом? – хлопнув глазами, словно филин, и нахмурив брови, переспросил старик.

– Письмом, – наверное, из этого слова можно было бы выжать минимум литр яда. – Вы знаете, я даю такие задания иногда: написать…

– Письмо, – глубокомысленно вставил Гринтон вновь. Кариль кипела.

– Да. Кому-нибудь из класса или одному из своих друзей. Я даю отрывок якобы полученной записки, а дети должны на него ответить. И вот, – девушка поерзала на деревяшках своими костями, успев пожалеть, что у нее не такой объемный зад, как у Лоэлиль из 5 «А», которая в свои достаточно юные годы по масштабу превышала норму раза в два. – И вот, я наткнулась на листок с письмом, в котором… эм… содержание которого взволновало меня и моего парня…

– Парня? – директор был на грани, и казалось, что скоро он полностью погрузится в прострацию.

– Он работает психотерапевтом, – поспешила добавить Кариль, посмотрев Гринтону прямо в глаза, тем самым удерживая его от впадения в состояние «я ничего не понимаю, хватит меня мучить». – И его это тоже взволновало. Он заинтересовался учеником, написавшим это самое письмо, и попросил меня устроить им встречу.

Кариль сделала паузу, внимательно всматриваясь в лицо своего слушателя – по морщинкам гуляли тени мыслей и рассуждения, но ничего, что могло бы вызывать опасения помутнения рассудка, не наблюдалось, и поэтому она продолжила:

– Вот только на листке не указан номер класса, в котором учится мальчик. И…

– Мальчик?

– Написавший письмо. Да, мальчик. Оэджи.

– Оэджи?

Кариль решила промолчать, смиренно выжидая, когда же Гринтон совладает со своим серым веществом и утрясет слова внутри черепной коробки, изрядно сотрясенной уже за восемьдесят три-то года.

– И ты, душенька, хочешь узнать, кто этот мальчонка? – Кариль чуть ли не подпрыгнула от радости. Наконец-то этот старый черт начал соображать! Она-то уж и не надеялась…

Не в силах выговорить и слова, девушка только закивала головой.