— Убить ее нельзя. Смерть здесь будет настоящей. — Грустно улыбнулась Олимпия. — Галя домой не вернется, мне Нардо с опозданием раскрыл этот секрет.
Амур изумленно оторвался от питья:
— А кто говорит об убийстве! Я не убить ее собираюсь. Вот скажите, чем жертвенница отличается от других девушек своего мира?
— Жертвенностью. — Откликнулась Десонесса и трое ее гостей потупили глаза.
— Можно и так назвать, — откликнулся амур, — но думаю, мы все понимаем, о чем идет речь.
— И что ты сделаешь? — поинтересовался Вестерион.
— Выстрелить в нее стрелой и в какого-нибудь красивого дарлогрийского придворного или обитателя подземных чертогов. — Предположил молчавший до сих пор темный угол с демоном.
— Себастьян, подобное не проходит. — Откликнулся амур, протягивая руку за бутылкой. Ее тут же перехватила демонесса:
— Не поняла…
— А что тут непонятного? — Донато вновь потянул бутылку на себя, но демонесса была ловчее. Забрав вино, она свела брови.
— И все-таки…
— Ваш брат был выбран как первая жертва моих стрел, Олимпия. — Глаза демонессы полыхнули синим огнем, амур сжался. — Олимпия, прошу, не горячитесь! Во-первых: план оказался провальным, Повелитель все время вмешивался в процесс своими запретами. А во-вторых: закончится срок, и его чувства иссякнут.
— А как же ее неподдельные чувства?
— В ее гнилом четвертом мирке девицы влюбляются постоянно и постоянно разбивают себе сердца. — Отмахнулся амур и забрал бутылку.
На его слова Вестерион скептически произнес:
— Удивительно. И кто в этом виноват?
— Не знаю. Но их пространство тупит наконечники и искривляет траекторию полета стрелы! — авторитетно заявил амур.
— Так это пространство виновато в негодном состоянии амурных стрел и луков? Или дрожь Ваших рук? Или быстро скудеющий бюджет? — продолжил небезосновательную издевку Вестерион.
— Или из-за питья, которое закупается тоннами? — повеселел Себастьян. Он материализовался в кресле и теперь с нескрываемым интересом смотрел на захмелевшего амура.
— У нас работа нервная! — выпалил Донато, одной рукой схватился за сердце, второй за кубок с вином.
— Оно и видно.
Возмущение крылатого стрелка прорвалось с последней каплей вина:
— Слушайте, я вот уже пять минут пытаюсь предложить вам выход из положения, а вы!
— Обсуждаем проблему дырявого бюджета в амурном отделе. — Осклабился Себастьян.
Донато задохнулся негодованием, так что даже выпитое успокоиться не помогло. Дрожа всем телом, он встал на коротких ножках, которые все стремились согнуться или разъехаться, и ударил себя кулачком в грудь.
— Я предлагаю инкуба вызвать, а вы вообще ничего не хотите предлагать! Ик!
— Уууууууу, — в голос протянули двое других. — А что… вариант!
— Нет. — Ответила Олимпия, и амур с досады плюхнулся назад. — Нет и нет, нельзя так, ни в коем случае!
— И что в этом плохого? — возмутились заговорщики.
— Нельзя!
— Ладно. — Поднял зеленые руки господин Соорский. — Мы просто дискредитируем Галю. А чтобы не было желания проверить наличие жертвенности, аннулируем лицензию лешего. Себастьян это сделает.
Демон кивнул.
— И прощайте традиционные обряды! Галю не допустят к исполнению последнего! — завершил амур Донато, громко икнув.
Водная демонесса перестала метаться из угла в угол, но согласия своего еще не дала. В диалог решил вклиниться немногословный Себастья. Демон размеренно и четко произнес:
— Другим жертвенницам не будет так везти, как Гале. К тому же Люциус пару сотен лет назад искал пропитание для щенка, и оказалось, что обитателей миров с 10 по 100 он попросту ест. А значит подружиться с ним ни Ульрима, ни Эва не успеют.
— Перекусит жертвенницами и все на том, — потирая ладони, воскликнул Вестерион, — жаль, Гали там не будет.
Олимпия нерешительно переспросила:
— Инкуба? — и трое ее заговорщиков согласно кивнули. — Хорошо, но его выбираю я.
— Как пожелает водная царица. — Расплылся в улыбке Амур и, положив голову на подлокотник, громко захрапел.
Темный Повелитель, снедаемый чувством «что-то не так», бродил по кругу в своем тайном кабинете. Два из трех традиционных обрядов выполнены. Пора пить вино и разбивать кубки о головы собутыльников.
— Скоро, совсем скоро Вайолетт станет моей! — прошептал Люциус, приободряя себя, и нахмурился. Счастье странным образом смешивалось с досадой, суть которой он все еще не мог понять. Как ложка дегтя эта горечь портила бочку меда, точнее, море меда, которое его накрывало вслед за воспоминаньями о прекрасной Вайолетт — принцессе, чья невинность неоспорима, а поцелуи слишком профессиональны, да и прикосновения отнюдь не скромны. В отношении другой девицы он бы с уверенностью сказал — дева знает в ласке толк.
Но разве можно так сказать о ней?
Люциус безоглядно верил в ее чувства и в то же время не мог отделаться от странной тревоги и горечи, смешанной с тоской. Словно получил то, о чем мечтал или почти получил, но дефекты в желанном уже отметил.
Как можно правителю не думать о народе, как можно было подвергнуть собственную страну снежной пытке в середине теплого сезона? Она могла, и он повелся и позволил…