Привязанность

Джин резко села прямо, как будто что-то дернуло ее кверху невидимой веревкой, прикрепленной к макушке. Должно быть, он знает, что рейс Марка задерживается, — черт, он явился за б'oльшим. Что ей сказать? «Нет» представлялось не только грубым, но и опасным, учитывая, что у него под рукой ее полный цифровой архив. Она глянула на часы: ровно 4.

— Э-э, — начала она, на цыпочках подходя к окну, чтобы посмотреть, не стоит ли он прямо под ним.

— Всего на минутку, — сказал он. — У меня для тебя кое-что есть.

— Ладно, я как раз собираюсь выпить чаю, — сказала она. — Хочешь заглянуть на пару минут?

— Да, мэм.

Она натянула джины «Левис», добавив ремень, чтобы чувствовать себя более одетой, ремень тисненый, в стиле вестернов, с видавшей виды серебряной пряжкой, и тщательно причесалась. Босиком направляясь вниз по лестнице, Джин, возможно, чтобы избавиться от каких-либо раздумий, напевала тему из «Rawhide»[66]: «Нам надо побороть их — пусть кто угодно против…» Она не направлялась в кухню, пока не раздался звонок, от которого у нее сердце подскочило к самому горлу, так что дверь она распахнула почти тотчас после того, как он нажал на кнопку, даровав ему малую толику его собственного страха.

— Вот так прием!

Он ухмыльнулся, протягивая ей букет бледно-розовых пеонов. В других руке у него была корзинка со спелой земляникой. Выглядел Дэн совершенно изношенным, словно его кожаная куртка. Джин отметила это чуть ли не как медик и осознала, что испытывает небывалое облегчение; однако в то же время чувствовала и напряженность из-за своих босых ступней.

— Дэн, — сказала она с легким налетом той интонации, что была бы уместной для почтенной дамы, выражая тем самым исреннюю признательность за ягоды и цветы и гадая при этом, слышал ли он ее пение. — Мне надо звонить в Нью-Йорк, но заходи на минутку. Я приготовлю чай. Или крепкий кофе.

Она протянула руку к кожаной куртке, которую он снимал. Когда она бросила ее на софу в передней гостиной, то уловила легкое дуновение его запаха — кожи, чистого белья и чего-то еще?

— Кофе — самое то. Вздремнуть мне так и не удалось.

— Ты что, переезжаешь? — стараясь казаться веселой, сказала она, разглядывая его объемистую и чем-то набитую спортивную сумку и думая, как ей удастся выставить его отсюда. Он улыбнулся, но ничего не ответил, следуя за ней на кухню с сумкой на плече.

Пеоны она поставила в голубой с белым испанский кувшин, а землянику высыпала в зеленую чашку. Он поставил сумку на разделочный стол, открыл ее и принялся вытаскивать свой ноутбук — что еще такое? Джин больше не хотела видеть никаких компьютерных экранов; надо бы ей так и сказать.

— Слушай, мне надо позвонить отцу — у нас в семье кризис.

— Я просто подумал, что тебе может захотеться по-быстрому посмотреть на них напоследок, чтобы увериться, что здесь нет ни одного снимка, которой тебе захотелось бы распечатать, прежде чем мы навсегда их сотрем.

Какое тщеславие! Он сказал, что кое-что ей принес — и что же это? Возможность заказать распечатку? Он что, воображает, что она ничего не понимает в копиях, как будто если на клавишу delete она будет нажимать своим собственным пальцем, то это для нее станет чем-то вроде настоящего церемониала, вроде разрезания красной ленточки?

До Дэна дошел ее исполненный сомнений вид, в который она вложила все свои мимические способности. Вспышка гнева пробежала по его усталому лицу.

— Слушай. Я сделал их для тебя. Ради твоего удовольствия. Я, знаешь ли, не дрочу на фотки. Мне это ни к чему. Так зачем они мне? Чтобы шантажировать твоего мужа и заставить поднять мне оклад — причем радикально, смею добавить? Ты должна доверять мне, Джин. Думаю, тебе это по силам. Прошлой ночью ты мне доверяла.

Итак, Дэн намеревался распространить свои чары и на второй день. У Джин раскалывалась голова, казалось, ее похмелье накатывается с новой силой. Она определенно ошиблась, позволив ему войти, хотя, конечно, понимала, что к тому времени это уже было сильно продвинутой ошибкой, ошибкой, набравшей большую инерцию. Она взглянула на часы: в Нью-Йорке — почти полночь.

— Дай мне всего пять минут. — И он запустил слайд-шоу ее фотографий, сопровождаемое удивительным саунд-треком: «Адажио» Альбиони[67]. Ей хотелось закричать — Дэн полагает себя художником. Он остановился на изображении ее длинной изогнутой спины.

— И шишки сосен под покровом снежным, — сказал он, указывая на едва угадываемую цепочку ее позвонков.