Привяжи меня

— Не знаю, почему вы можете решить иначе, — сказал он. — Я великолепен в постели — я это знаю, я также знаю, что вы собираетесь ждать до моего дня рождения, чтобы убедиться, но это ваше решение, не мое — и я знаю, что привлекателен. Умен. У меня хорошее чувство юмора. И я умею выполнять приказы: пришел ровно в восемь, не пил, пообедал в столовой и весь день не прикасался к члену. — Последнее было преувеличением, поскольку было практически невозможно отлить, не трогая член, но, так сказать, духу этого приказа он соответствовал.

— Другими словами, ты делал то, что тебе приказали, — сказал Сойер. — Другого я и не ждал; никакого поощрения за это не предполагается. А что касается твоего заявления о достижениях в сексе… — К его удивлению, вместо того чтобы закатить глаза, Сойер улыбнулся, хотя улыбка исчезла так быстро, что Стерлинг не был уверен, не привиделась ли она ему. — Можешь пока тешиться иллюзиями.

Сойер проводил его в большую комнату — стиль ее представлял нечто среднее между официальным и небрежным, словно ее обставляли два разных человека. Или может, это все Сойер, и у него раздвоение личности.

— Садись, — сказал тот и указал на два кресла у потрескивавшего камина, от которого слегка тянуло дымком. — Можешь попить воды, если хочешь.

Стерлинг послушно сел.

— Нет, ничего не надо, спасибо. — В такой обыденной обстановке было легко говорить вежливо — по крайней мере родители сумели вдолбить это в его голову. Он стал ждать, пытаясь расслабиться, потому что от напряжения никому лучше не будет.

— Похоже, сейчас фраза «никакого секса» радует тебя гораздо больше, чем сегодня утром, — заметил Сойер, что, на взгляд Стерлинга, было довольно рискованно. — Конечно, на самом деле это преувеличение, потому что такое невозможно. Даже в чем-то столь прозаическом, как мое разрешение выпить воды, вместо того чтобы спросить, чего бы тебе хотелось, присутствует сексуальный элемент. Уголки губ Сойера приподнялись в едва заметной улыбке. — Потому что у меня дома есть не только вода. — Он вскинул брови. — Так что изменилось? Ты готов заплатить такую цену? Или считаешь, что я шутил и тебе удастся заставить меня передумать? — Теперь в его голосе звенел лед. — И нет, обратиться к другу, чтобы перепихнуться по-быстрому и снять напряжение — нельзя, и да, я об этом узнаю.

— Я согласился на сегодня, — возразил Стерлинг, не позволяя себе хватать наживку. — Я человек слова — и если что-то обещаю, то выполняю. Если вы хотите, чтобы я терпел и дальше, вам придется убедить меня, что оно того стоит. — Ну ладно, может, он чересчур вышел из себя. Он знал, на что это похоже, когда ты пытаешься взять контроль в свои руки — одержать верх.

«Нет», — подумал он при мысли об этом.

— Подождите, — сказал он, прежде чем Сойер успел ответить, хотя ему и нужна была минута, чтобы подумать. В камине громко затрещали ветки. — Простите. Я… все это сложнее, чем я думал. Я всю жизнь делал наоборот. И чувствовал себя несчастным. Я хочу… мне нужно что-то другое.

Сойер нахмурился.

— Может, объяснишь мне, — попросил он, и, да, на этот раз выражение его лица точно было подбадривающим — пожалуй, даже заинтересованным. Может быть, Стерлинг все же не так и облажался. — Ты был полон решительности выбрать для себя Дома, что наводит меня на мысль, что тебе пришлось побывать в ситуации, когда этого выбора тебе не предоставили… но ты сказал, что все это для тебя внове, так что… — он развел руками, — рассказывай.

— Мой отец… — начал Стерлинг. — У нас всегда были, ну, как говорят, сложные отношения. — Он горько улыбнулся. — И это еще мягко сказано. Он хотел, чтобы я был как он — меня даже назвали в его честь, поэтому я представляюсь вторым именем. Не хочу, чтобы нас сравнивали, понимаете?

Сойер поощряюще кивнул, и Стерлингу сразу же стало легче. Он очень много думал, но никогда не пытался облечь мысли в слова, поэтому ему нужно было время. Он говорил с длинными паузами и от этого чувствовал себя глупо.

— Поначалу, когда я был маленьким… я пытался угодить ему. Хотел, чтобы он мной гордился. Но я все делал не так, все, чего я хотел — было неправильным. Когда я понял, что гей — наверное, мне было двенадцать или тринадцать — я осознал, что это конец. Мне никогда не стать тем, кем он хотел, чтобы я стал, поэтому я решил даже не пытаться. Мы ругались каждый день. Не могу вспомнить ни одного разговора, который бы не закончился ссорой.

Хотелось встать, начать мерить шагами комнату. Но Сойер сказал ему сесть. Боже, как же это трудно. Он чувствовал, как в животе все скручивается в узлы от усилий объяснить вещи, о которых даже думать не хотелось.

— В общем, я все это терпеть не могу. Меня тошнит от этого так, что хочется кричать. Столько стараний. Почему я не могу получить то, чего хочу, без борьбы? Почему недостаточно того, что я просто этого хочу? — Стерлинг закусил губу и заглянул в лицо Сойеру. — Я не знаю, как мне вас называть.