Привидений почти не бывает

– Теперь-то я понимаю, что нехорошо, а тогда живой был, глупый, – вздохнул Безголовый Тамплиер. – Вот странно, я без головы стал гораздо умнее, чем был с головой. Ну ладно. Так вот, этот старый раввин, Иегуда Лев бен Бецалель, был такой умный, что его и христиане уважали. Даже сам император Рудольф советовался с ним, когда что-то не ладилось. И надумал рабби Лев сделать из глины человека – сильного и бесстрашного, чтобы он охранял жителей гетто от христианских бандитов. Вылепил рабби человека небольшого, чуть ниже тебя, но очень сильного и оживил его волшебством. Днем этот человек – Голем – помогал по хозяйству, а ночью ходил и охранял гетто. И никто из христиан больше не осмеливался по вечерам озоровать в Еврейском квартале, а то подойдет глиняная статуя да как даст молча в глаз! Утром рабби Лев вкладывал в рот Голему волшебную бумажку с именем бога – шем, – а вечером доставал ее, и тогда Голем замирал и из почти живого существа превращался в куклу. Это правильно, отдыхать всем надо.

Но вот однажды вечером рабби Лев забыл вынуть шем изо рта Голема. Дело было в пятницу, и рабби ушел в синагогу (это еврейская церковь) служить вечернюю молитву перед субботой – шаббат. А закон такой: если уже пропет псалом, который начинает шаббат, то дальше богослужение нельзя прерывать и уже ничем нельзя заниматься – это грех. И только рабби начал 92-й псалом, как вбежали люди и рассказали, что Голем взбесился: он рушит дома и нападает на людей. Рабби очень не хотел прерывать богослужение, но жителям гетто грозила опасность. Рабби сказал: «Ладно, этот псалом несчитовый», выбежал из синагоги, нашел бешеного Голема и вынул шем у него изо рта. Голем тут же застыл на месте. Рабби Лев вернулся в синагогу и пропел псалом снова. С тех пор каждую пятницу в этой Староновой синагоге 92-й псалом исполняют дважды, чего не делают ни в одной синагоге мира.

– А Голем? – спросил Практикант.

– А Голема рабби Лев больше не оживлял и спрятал его на чердаке Староновой синагоги. Но вот однажды через много лет один из его потомков нашел эту глиняную статую и… да мы уже приехали, вот и Йозефов, он же бывший Еврейский квартал. Как тут все изменилось за последние сто лет… Иди вон туда, обогни Пинкасову синагогу, и за высокой оградой – старое кладбище. Расспросишь их – и назад.

– А ты? – испугался Практикант. – Пошли вместе, а? Я мертвецов с детства боюсь.

– Во дела, – развеселился Безголовый Тамплиер. – А сам-то ты теперь кто? Иди один, мне туда нельзя. Я же рыцарь, тамплиер, мои коллеги знаешь сколько евреев обидели? При мне они не станут говорить. А ты – деревенский мальчик, душа невинная.

Практикант, нервно оглядываясь, перелетел через высокую ограду старого кладбища. Вот так кладбище! Практикант никогда не видел, чтобы могилы лепились так плотно, одна на другой, а вертикальные могильные камни прямо врезались друг в друга гранями. На кладбище было пусто. Чужие буквы на плитах казались волшебными заклинаниями.

– Сами мы не местные, – робко начал Практикант, потом вспомнил, что ему говорила Черная Дама, и продолжил, припоминая текст: – Уважаемые умершие жители гетто, император Йозеф… того… даровал евреям свободу… а вы… как это… не неблагодарные скотины, а нормальные добродетельные евреи. Помогите, пожалуйста, очень вас прошу, расскажите, не пропадали ли у вас привидения. А то у нас одно в Малой Стране кто-то слямзил и двоих – в Старом Месте.

Тут на могильных плитах появились синие огонечки и зазвучали голоса:

– Какой забавный мальчик!

– И уважительный!

– Он переврал формулу вызова, но надо таки ему помочь, мы же не собаки-христиане, а порядочные люди, разве нет?

– Нет, Йошек, нет, мы уже не люди… но порядочные. Но я ничего не знаю о похищении привидений.

– И я…

– И я…

– А из ваших никто не пропадал? – осмелел Практикант.

– А у нас почти нет привидений, – сказал один синий огонек потолще. – Призраками становятся неупокоенные мертвецы или страшные грешники. А у нас всех хоронили как надо, по обряду, неупокоенных нет. И евреи – очень добродетельные люди, грешников среди нас почитай что и не бывает.

– А Капеллан! – возразил маленький, но шустрый огонек с соседней могилы.

На него зашикали – видимо, он допустил какую-то бестактность.

– Капеллан – да, – понурился толстый синий огонек. – Это печальная история, мальчик. Тот человек еще в юности предал веру Иеговы, бросил родителей и невесту и перешел в христианство. О, как горевали его почтенные папа и мама, и дедушка-сапожник, и тетя Рива, и дядя Абрам, и все-все родственники! Но он таки не вернулся. Сделал карьеру, стал капелланом аж в соборе Святого Вита! А когда состарился и почувствовал близость смерти, то пришел в гетто, чтобы его похоронили на еврейском кладбище по нашим обрядам.

– Дважды отступник, – сурово сказал еще один огонек. – Сперва отрекся от нас, потом – от христиан.