Привидения русских усадеб. И не только…

К настоящему времени фактически отмерла традиция преследования жертвами своих убийц и мучителей. Привидения не могут отыскать их в перенаселенных городах и в подвергшихся нашествию туристов памятниках архитектуры. Между тем традиция эта оставила след в русской литературе XIX в. Помимо Ивана

Грозного, духи убитых донимали одного из пушкинских разбойников («Братья разбойники», 1822). Они грозили ему перстом, собравшись толпой, возглавляемой зарезанным стариком. Борису Годунову мерещились кровавые мальчики («Борис Годунов», 1825).

Из позднейших загробных мстителей можно отметить «умертвий» выморочного рода, выползающих из углов дома Порфирия Головлева (М.Е. Салтыков-Щедрин, «Господа Головлевы», 1875—1880). Щедринские «хмельные, блудные, измученные, истекающие кровью» призраки будоражили сознание не дворян, а либеральных проповедников, в чем мы имели возможность убедиться.

Жертвы исторических событий

Первые казненные среди призраков относятся ко времени правления Ивана Грозного. В Англии, в свою очередь, маловато привидений жертв, предшествующих эпохе Тюдоров. Почему же в сознании нашего современника с кровавыми ужасами ассоциируется именно Средневековье, европейское и русское, а не следующие за ним XVI—XX столетия?

Да и Грозного, как я уже сказал, снабдили привидениями только в XIX в., хотя о его зверствах поговаривали давно. Макаров в своей книге красноречиво описывает «страшное село Тайнинское» под Москвой. Тут тебе и пруд, «где в берегах его были тайные землянки бездонные (странно, что у пруда есть дно, а у землянок его нет. – А.В.), – отсюда отправляли на смерть Адашева, святителя Сильвестра» (не из землянок же их извлекали?). Тут и «содомская палата», в которой пировали Малюта Скуратов и другие царские любимцы, прямо за столом изрекавшие приговоры Курбскому, Турову, Шереметеву, Бутурлиным. «Многих людей здесь сажали живых в мешки и затаптывали около ручьев и Яузы в трясине болотной» (автор совместил царские казни с ритуалом затаптывания в трясину заложных покойников). Тех, кого не смогли затоптать, «живьем отвозили в Москву и заделывали в кремлевскую стену – скелеты их вынули после столетий».

Московский застенок конца XVI в.Картина Л.М. Васнецова (1912). Вынос трупов – ситуация, повторившаяся в большинстве легенд о кровавых застенках

Однако привидений, которым посвящены многие страницы книги Макарова, в Тайнинском нет[29]. Это при столь дивной предыстории! А вот в Кремле они объявились – не зря извлекали скелеты! – но тоже «после столетий», то есть в наши дни. На кремлевских стенах выступили кровавые пятна, а самое зловещее пятно украсило Константино-Еленинскую башню, в которой пытали узников. Очевидно, московские жертвы ждали сигнала от своих английских коллег из Йоркского замка и других мест, где стены сочатся кровью.

В кремлевской башне нет музея пыточных орудий, но его организовали в Тульском кремле – в подземелье Спасской башни, где паранормальных феноменов не отмечено (непонятное свечение наблюдается рядом с местным Успенским собором). По части изуверских механизмов мы отстаем от Европы. Каких только способов пыток там не открыли за последнее время!

По сведениям Макарова, в болотную гать были затоптаны также отец и сын Хованские, казненные 17 сентября 1682 г. в селе Воздвиженском на дороге в Троице-Сергиеву лавру. Гать эта лежала к югу от села, возле деревни Голыгино. По ночам Хованские вылезали из болота и останавливали запоздалых путников, причем старший из бояр в знак приветствия снимал свою отрубленную голову. Они призывали к ответу виновников казни, в частности князя В.В. Голицына, но те, естественно, не являлись – что им делать в Голыгине? Приказ о казни был подписан царевной Софьей, поэтому сестры Новодевичьего монастыря опасались визита Хованских, когда в обители доживала свои дни Софья, а после смерти царевны поспешили изгнать ее дух из монастырских стен. Хованским вовек не отыскать Софью в многолюдном Охотном Ряду!

Макаров уверял, что ночные тени страдальцев позднее сменились стонами лешего. Советский писатель А.Н. Рыбаков в повести «Бронзовая птица» (1956) приписал стоны самим Хованским (в повести – Каратаевы, казненные некоей царицей): «Старый граф этак глухо стонет: постонет, да перестанет, постонет, да перестанет. А молодой – громко, точно плачет…» Эти слова произносит «дремучий» мужик Жердяй, который, за исключением ряда деталей, довольно точно передает старинную легенду о безголовом призраке. Старый граф не зовет своих палачей, а лишь просит похоронить себя с сыном по-христиански. Зато робких прохожих он утаскивает под гать. Из подлинных топонимов Рыбаковым сохранена только Голыгинская гать, а действие перенесено в Рязанскую губернию.