Прививка от бешенства

Анна вслух перебирала родственные и дружеские связи. Друзей, как оказалось, во взрослой жизни не было. А все друзья детства из родной деревеньки Боровково, где она росла под опекой доброй бабушки, давным-давно поразъехались в разные стороны. Мама умерла, когда девочке едва исполнилось пять лет. Отец пропал в поисках лучшей доли. Если жив, носится где-то по белу свету, долго нигде не задерживаясь. В первый и единственный раз поздравил Аннушку с днем рождения открыткой из города Сыктывкара, только на два с лишним месяца раньше праздничной даты. И почему-то назвал ее милой доченькой Оленькой. Посланное ему Аннушкой в неведомый город Сыктывкар письмо вернулось с пометкой, что адресат выбыл. До недавнего времени в деревне проживал по-настоящему «завалящий» двоюродный брат Мишка, но вот уже год как он не валяется в невменяемом состоянии где попало, а чинно лежит в отведенном ему месте на кладбище. Вместе с непочатой четвертинкой водки, положенной ему в гроб приятелем-собутыльником. В последний путь Мишку провожали Анна, два подхалтуривающих могильщика да приятель Сашок. Приятель оплакивал друга горючими слезами, непроизвольно поглаживая личную четвертинку заскорузлыми пальцами. А после поминания усопшего перед свежей могилой все порывался услышать от покойного клятвенные заверения, что на том свете тот без него бутылку не откроет.

Учитывая, что бабушки не стало еще десять лет назад, Анну можно было считать сиротой. Наталью тут же заинтересовал вопрос, где она смогла повесить себе на шею такое чудо, как Вениамин? Оказалось, что ее кандидатуру на роль жены ему и прислуги себе подобрала свекровь Олеся Константиновна. По рекомендации старенькой соседки, когда-то гостившей в Боровкове у своей приятельницы и снимавшей там домик на лето. Анечка к тому времени закончила ветеринарное отделение Сельскохозяйственной академии, за гроши трудилась в нескольких бывших колхозах и частных фермах с утра до вечера. В редкие минуты отдыха по дороге домой отбивалась кольями от местных кандидатов в законные и незаконные мужья. Это было не слишком трудно, учитывая их неустойчивое состояние.

Смотрины будущей невестке Олеся Константиновна устроила весьма своеобразные. Вошла в старенький дом королевой и молча осмотрелась. Через минуту бедная Анна решила, что присутствует на допросе следователя окружной прокуратуры. Только непонятно почему. Оглядев девушку придирчивым взглядом, женщина потребовала полного отчета о происхождении, родственных связях и перенесенных болезнях. Отсутствие родственников, не считая великовозрастного двоюродного брата-алкоголика, порадовало ее больше всего. Через несколько дней приехал тихий, вежливый Вениамин с букетом астр, в изобилии цветущих и в палисаднике Анны, и попросил сдать ему комнату – нужна была тишина для напряженной работы. А еще через неделю Олеся Константиновна потребовала у Анны согласия на брак с сыном – к тому времени дважды неудачно женатым тридцатилетним малышом. Сельская хитрованка, вскружившая юноше голову, была просто обязана взять его в мужья. Самое интересное, что сам Вениамин такого предложения ей не делал. Наверное, не закончился процесс головокружения. Именно с этого момента Анна начала жалеть Вениамина. В какой-то момент жалость достигла апогея, и Анечка стала его женой.

Пока Анна расписывала красоты любимой деревни, от которой ныне ничего не осталось, кроме пустых домов с разбитыми стеклами и сорванными с петель дверями – жуткое зрелище на ночь глядя, – я порылась в дебрях своей сумки, вытащила блокнот, в который старательно переписала все криминальные сообщения, открыла его на нужной странице и принялась размышлять. И ведь было над чем! Страницы-то как не бывало! Впрочем, так тоже нельзя было сказать. О том, что она не так давно прекрасно существовала на своем месте, свидетельствовали неровные края с остатками собственноручно выведенных мной букв.

– Фига себе! – непроизвольно вырвалось у меня.

– Ни фига! – привычно откликнулась Наташка. – Да и чему тут удивляться, я не понимаю? Со временем процесс распада закончится и начнется процесс возрождения сельских угодий. Дай Бог, чтобы к тому времени наши внуки не забыли, как выглядят березовые рощи. Дубовых что-то я и сама не помню.

То, что произошло в следующую минуту, заставило Наташку отчаянно заорать, меня – привычно оцепенеть, а пассажиров заднего сиденья хором вспомнить маму. Причем Денька вспоминала свою мать лишь с небольшим собачьим акцентом. Прямо на нас летел прямоугольник двери. С массивной ручкой, совершенно не нужной в воздухе. Аэродромом, с которого эта убойная модель самолета спланировала, был багажник беззаботно несущейся впереди светлой «Волги». Я обреченно закрыла глаза – оставалось надеяться, что эта махина пролетит над нами, как… как фанера над Парижем. Ничего умнее в голову не пришло.