Прививка от невежества

Двор был полон. Мои орлы сидели за столами и что-то усердно жевали. Федор толкал какую-то заумную речь. Все замерли, глядя на меня. По выражению лица гарема и удивленным лицам детей и гостей понял, что эта история им слишком знакома, но все были удивлены: видно, не каждый горемыка заходил во двор с целыми банками. Я надулся от гордости, банки чуть не выскользнули из рук. “Стоять!” — мысленно приказал себе. Из кухни вышла мать.

— Ну, что уставились? — грозно рявкнула она.

Подбежав, Зульфия забрала банки, и я сразу испугался. Мне показалось, что из-за легкости оторвусь от земли и полечу к огромным звездам.

— Бедненький Сырожа, — Зульфия покачала головой, а потом, повернувшись, погрозила кулаком во двор. — Вот приедет Учитель, все расскажу.

За столом усердно загремели кто палочками, кто ложками. Гарем по-прежнему забегал галопом.

— Мне еще к Ахмеду, — гордо объявил я и повел себя к мостику.

— Смотри, пришел, — с удивлением вытаращив глаза, выдавил из себя Ахмед.

Четверка братьев была поражена.

— А теперь рассказывайте, — я сел, воткнувшись в них взглядом.

— Что рассказывать? — спросил Ахмед.

— Все, — ответил я. — Всю правду.

Они начали рассказывать наперебой печальную историю, вернее, ту ее часть, которую знали, ту ее часть, которая предназначена для них. Их проблемы были самые земные, не имели отношения ни к Школе, ни к философии. Они знали только то время, когда отец уже был признанным Учителем. Время суеты, постоянно приезжающих людей со всего мира.

— Чем дальше, тем хуже, — жаловался Ахмед.

Конечно, я его понимал. Демократия открыла путь к великому Учителю, и посыпались на их головы экскурсии, у которых была только одна цель — поглядеть на Великого Учителя, а их по обычаям нужно садить за стол. Не посадишь — что люди скажут. К ним бы так хоть раз нагрянули. Да и ученички эти то по пятнадцать человек приезжают, то по двадцать. Да еще и приключения всякие привозят, если бы хоть нормальными людьми были, а то просто идиоты. В холодильник лезут, сжирают, гады, все подчистую. За стол лезут грязные, заросшие. То по женской половине бродят, неизвестно откуда взявшиеся. Но там женщины с ними, слава Богу, справляются. А ведь из-за стола не выгонишь, лепешку изо рта забирать не будешь, хоть дети их иногда удачно камнями забрасывают, что с детей возьмешь — святые маленькие люди. Только они могут по неведенью обычай нарушать. Так до того дошло, что если кого выгнать нужно, детям приходится взятки давать.

Младший, по древним обычаям, всегда слушается старших. Но где и в каком писании сказано, что им приказывают выгонять гостей? Вот и получился у малышей современный бизнес, но вот что обидно: есть и такие, которых выгонять нельзя. И таких большинство. Выгонять боязно, вдруг отец узнает. Интересно то, что Фу Шина все дети называли Учителем. В общем, жизнь нелегкая. Легче всех, конечно же, было Рашиду. Женатый, трое детей, свой дом. В дом Учителя он приходил командовать. После женитьбы отдельно жить права не имели. Жена должна год отработать в доме родителей мужа, год — это минимум, а так — до тех пор, пока не женится следующий брат. После Рашида собирался жениться Ахмед. Так что старший брат скоро становился самостоятельным, а значит — продолжателем рода и уже самым старшим в доме — и своем, и отца. Для Рашида было только два авторитета — отец и мать.

Я вернулся к детям, уж очень была интересная тема. Главарем этой маленькой шайки была шестилетняя Джисгуль, самая младшая дочь Фу Шина. Внимательно слушая Рашида, я понял, что с Джисгуль нужно подружиться. “Наши дети страшны, какие же должны быть чуйские?” — подумал я. Очень не хотелось попасть под град камней, да и вообще хотелось многое понять.

А братья все рассказывали и рассказывали о своих горестях. Из этих рассказов я не вынес ничего толкового. Но ведь и рассказано толком ничего не было. Может, я не задавал вопросов — а зачем они, ведь все рядом? Может, стоит разобраться самому?

— Да, ребята, а может у вас есть выпить?

— Ничего себе, — ахнул Ахмед.

Рашид выбежал и вернулся с бутылкой. Я медленно налил себе полный стакан какой-то прозрачной жидкости. Ахмед внимательно посмотрел мне в глаза.

— Да, — кивнул он головой. — Сосед попросил, стариков уважать нужно, ноги больные, растирать нужно. Чистый спирт.

“То же самое, наверное, случилось и с Федором,” — тешила только одна мысль, что не будет удара по прямой кишке.

— Пока, — выдохнул я и, махнув рукой, поплыл к выходу.

К мостику дошел благополучно. Во дворе женщины уже давно протерли столы и, сев на лавочки, щебетали друг с другом. Мужчин не было, они отдыхали где-то в другом месте. Я не спеша пошел к лестнице, ведущей на второй этаж. Все внимательно смотрели на меня, даже дети застыли на мгновение. Я понял, что никто из них никогда не видел так четко и прямо идущего человека.

На втором этаже все еще не было Андреевича, зато царило оживление. Орлы с Федором уже пили китайское пиво.

— Присаживайся, Анатольевич, — и Федор помахал здоровенной, непривычной формы бутылкой. — Пиво будешь?

— Буду, — сказал я и рухнул на кан.

ГЛАВА 8