Прививка против любви

Вернувшись на Дворцовую набережную уже по другому мосту, они полюбовались решёткой Летнего сада, которая тоже считалась произведением искусства, и решили наконец-то искать метро, чтобы ехать на Чёрную речку. Сначала их разочаровало петербуржское метро, которое было гораздо хуже московского, а потом и сама речка.

– Речка как речка, обычная серость в это время года, – сказал Андрей, – за что её Чёрной обозвали?

– Кому-то она такой показалась, вот и всё. А вообще-то здесь мрачновато, народу совсем нет.

– Я здесь людей вообще не видел, не считая редких прохожих. Какой-то пустой, вымерший город, совершенно не сравнимый с шумной Москвой. Нет ни одного киоска с пивом или хот-догами. Если бы не “Макдоналдс”, мы бы умерли здесь с голоду.

– В кинофильме “Брат” Петербург называют провинцией. Наверное, так и есть.

– Тем не менее, я рад, что мы его посетили. Приобщившись к истории, я почувствовал, что мои собственные проблемы – сущая чепуха. Пушкин убит на Чёрной речке, а мы о своих глупостях убиваемся. Но почему всё-таки судьба так жестоко с ним обошлась?

– Есть мнение, что он уже написал всё, что мог, все свои мысли поведал миру, потому и умер рано. Дальше пошла бы тягомотина…

– Ну и что? Вторую половину жизни можно было бы совсем не писать, наслаждаться уже написанным. Отдыхать.

– Значит, нельзя было. Гении живут по своим законам.

– Как хорошо, что мы не гении. Хотя ревность процветает и в наши дни. Глупо, не правда ли?

– Очень глупо, – ответила Татьяна, уже догадываясь, куда он клонит, – лично я глупее ревнивого мужа ничего не видела, а противнее ревнивца – только пьяница.

– Но что делать, если вокруг неё всё время кто-то крутится. В библиотеке ведь сидит, у всех на виду.

– А что же ты себе Матрёну не нашёл? Ту самую, на которую никто не позарится?

– Ну вот, поймала на слове, и довольна.

– Ты знаешь, ревность как порок осуждалась давно, ещё в древности. Шекспир назвал её чудовищем с зелёными глазами, а Бернард Шоу предостерегал: “Никогда не ревнуйте к настоящему живому мужчине, ведь каждого из нас вытесняет вымышленный идеал”. А недавно я вдруг поняла, что и Маяковский говорил то же самое. У него есть такие строки: “…ревнуя к Копернику, его, а не мужа Марьи Ивановны, считать своим соперником”.

– И что же это значит?

– Любишь, значит должен становиться лучше, подниматься выше, стремиться к идеалу. Ревновать же к себе подобному, к тому же мужу Марьи Ивановны, просто смешно.

– Да, в этом что-то есть. Так вы с папой, что же, и не изменяли друг другу никогда, и не ревновали?

– Не изменяли, это точно. Ревновали, наверное, по глупости. Но не делали из этого проблему, не устраивали скандалов. Мы предоставили друг другу право на свободу в чувствах, право выбора. Наверное, поэтому никуда друг от друга и не делись.

Смеркалось. Вода в реке становилась всё темнее. Надо было уходить из этого мрачного места, но Андрей решил задержаться и побросать в воду камешки.

– Здесь хорошо думается, – сказал он, – голова очищается от дурных мыслей. На некоторые вещи начинаешь смотреть совсем по-другому.

Он всё швырял и швырял небольшие серые камешки в реку и молча смотрел на расходящиеся по воде круги.

– Так что же мне теперь делать? – заговорил он, наконец, – идти мириться?

– Если она тебе нужна, то да, конечно. Зачем мучить себя и её из-за глупой ссоры?

Андрей отряхнул руки от прилипшего к ним песка и направился к метро. Татьяна медленно пошла за ним, думая о том, что её парень, наверное, серьёзно влюбился. Во время размолвки не бегает к другим женщинам, не отрывается по полной программе, не пускается во все тяжкие. Он думает о ней и старается сохранить себя в форме. А это уж явный признак серьёзного отношения к женщине.

– Ты её любишь, что ли? – спросила она, хотя и не надеялась получить честный ответ.

– Откуда я знаю? – рассеянно ответил он вопросом на вопрос, – сколько раз в жизни можно любить-то?

– Я думаю, один раз. Увлечений может быть много, а любовь одна.

Татьяна на минуту задумалась, не слишком ли категорично прозвучал её ответ, но решила, что отступать не стоит. Это правда, любовь одна, и этому есть масса доказательств. В конце концов даже у такого ловеласа, как д,Артаньян, на многие тома произведений Дюма была одна – единственная любовь, Констанция Бонасье. Но когда она напомнила об этом сыну, он возразил.

– А как же Дон Жуан? У него одних только испанок было тысячи три…

Татьяна посмотрела на сына укоризненно и в то же время недоумённо. Как можно приводить такой неудачный пример?

– Дон Жуана выдумали мужчины, чтобы воплотить в этой выдумке свою сокровенную мечту – нравиться абсолютно всем женщинам. Но так не бывает, всем нравятся только червонцы. Да и физически ни один из вас такого количества красавиц не выдержит. Так что враньё всё это. А вот д,Артаньян существовал на самом деле.

– Да ну тебя, – отмахнулся Андрей, – говоришь, как будто и правда этому веришь. Время идёт, до поезда осталось три часа; надо подумать, куда ещё сходить.

Вернувшись домой, они наперебой рассказывали папе Серёже о красотах Петербурга.