Прививка против приключений

— На вахте. Да ты ложись, чего вскочил. Нам еще всю ночь у руля стоять.

— А… — я вяло отмахнулся и принялся заправлять постель. — Разве после такого уснешь!

Споткнувшись об Олегов меч, стоящий в ножнах наискось в проходе между койками, я чертыхнулся, поставил его на место, вышел в коридор и направился на палубу.

В корабельных трюмах царил полумрак. Спустившись по трапу, я чуть не наступил на большую крысу, окопавшуюся на хозяйском складе. Зверек гневно пискнул, метнулся в угол, блеснул оттуда бусинками глаз и скрылся в темноте, высоко неся голый розовый хвост. Послышался мягкий дробный топоток, и все стихло.

Снаружи всходило солнце. Свежий утренний ветер бил в паруса, и «Гончая» с удвоенной скоростью шла на северо-запад. Витя стоял у штурвала, Игорь вычерчивал какие-то загогулины на карте, а Коля, весь перемазанный машинным маслом, замер в задумчивости над грудой каких-то железяк, которые пытался собрать в единое целое. Грязные и всклокоченные волосы и борода его топорщились во все стороны, отчего казалось, что вместо головы на плечах у Коли сидит большой и весьма неряшливый дикобраз. Последние три дня Коля безуспешно пытался наладить дизель.

Шли пятые сутки свободного плавания. День за днем бригантина шла вперед, покидая высокие широты и помаленьку приближаясь к тропикам. Температура росла. Льдина у нас была плоская и массивная, волны не могли ни перевернуть ее, ни даже как следует раскачать. Бригантина же, затертая во льдах, лишилась из-за нее всякого маневра, и в один из таких дней Игоря осенила новая идея. Раздав экипажу топоры и пилы, он выгнал всех на льдину и объявил:

Вы вот что, хлопцы: тока у нас нет, и холодильник не работает. Продукты портятся, в то время как мы тащим с собой такую прорву снега. Это безобразие!

Вскоре нам стало ясно, к чему он клонит, и мы приступили к снегозадержанию. Лед пилили большими угловатыми брусками, насыпали вместе с колкой ледяной крошкой в корзины и при помощи талей поднимали на палубу. Большинство трюмных помещений пустовало, и Командор решил оборудовать в них ледник. Мы успели заполнить их почти наполовину, когда волненье и температура сделали свое дело — обгрызенная льдина заметно уменьшилась в размерах, края ее истончились и покрылись фестонами снежных кружев, и в один прекрасный день большая трещина расколола ее на три части. Бригантина закачалась на чистой воде, и мы, поставив паруса, взяли курс на Африку. В корабельных коридорах гуляли промозглые и стылые сквозняки. Бригантина превратилась в рефрижератор, не было только продуктов, которые она могла бы перевозить. Впрочем, Игорь был намерен запастись ими на Мадагаскаре. Все предпочитали находиться на палубе, а кубрик перед сном обогревали, протапливая печку.

— Чего не спишь? — хмуро спросил Витя.

— Что-то не хочется, — я снова поежился, частично от утренней прохлады, частично — от воспоминаний о своем сне. — Завтрак скоро?

— Спроси у Игоря.

Рисовый плов с редкими добавками рыбы уже успел всем порядочно надоесть, однако отказываться от своей порции никто пока что не спешил. Настроение у экипажа было подавленное. Игорь рассчитывал через неделю достигнуть южной оконечности Африканского континента; он день и ночь корпел над картой, сверяя курс. Что же касается Пашки…

Я огляделся вокруг.

— Кстати говоря, а где Паша?

— В своей каюте, — Виктор сделал неопределенный жест плечом.

— И что он там делает? — спросил я, уже заранее зная ответ.

— Творит.

О самом главном событии я, как всегда, забыл упомянуть. Пашу посетила муза. Произошло это как-то резко, в одночасье, хотя, если присмотреться, признаки приближающегося озаренья можно было заметить уже давно. Началось это, пожалуй, вскоре после нашего спектакля; Паша сделался какой-то рассеянный, не от мира сего, то и дело забывал о данных ему поручениях, постоянно записывал что-то в тетрадь, опаздывал к обеду и даже перестал ругаться, что было уж совсем тревожным симптомом. Дома, на суше, эту столь не характерную для нашего друга мечтательность можно было бы объяснить тем, что парень попросту влюбился. В условиях же долгого плавания нам очень хотелось бы верить, что это не так. Игорь предположил, что Пашка болен, но и этот слух был вскорости развенчан, и лишь когда наш незадачливый боцман попросил у меня пишущую машинку, я наконец смекнул, что происходит.

Сказать, что эта новость потрясла моих спутников, значит — ничего не сказать. Олег, помнится, даже подавился рисом, когда я сообщил об этом за ужином. Сам Пашка есть, конечно, не пришел.

— Что ты сказал?! — Витя выглядел таким растерянным, как будто я сказал, что Паша забеременел или, по меньшей мере, умер. — Повтори!

— Чего тут повторять, — пожал плечами я. — Роман он пишет.

Игорь сказал: «Гм!» и сунул в зубы трубку чашечкой вниз, просыпав на бархат жилета горячий пепел. Отложив ложку, он задумчиво побарабанил пальцами по столу, встал и прошелся по палубе туда-сюда, сосредоточенный и озадаченный. Коля молчал, попеременно глядя то на меня, то на Капитана.

— Что же теперь делать? — изрек он наконец.

— Вот те на!

— Вот не было заботы, так подай..