Приволье

ИЗ КНИГИ ДЛЯ ПОСЕТИТЕЛЕЙ

«Все, что тут по-хозяйски собрано и любовно расставлено, для нас лично сильно наглядно и сильно поучительно. Особенно это надо повидать подрастающему поколению овцеводов, каковые уже с юношества приноровились иметь дело не со степью, а с комплексами. Они знают машины, электричество и совсем ничего не смыслят в том, что оно такое — степной простор, отара на попасе, чабанская арба на стоянке, дымок от костерка, казанок или ведро, охваченные полымем. А, к примеру, знают они, наши молодые грамотеи, что такое арбичка? Не знают. То мы им скажем. Арбичка — это хозяйка чабанского табора. На стоянке она готовит обед, а вдали, маяча шапками и ярлыгами, стоят чабаны, вот в таких бурках и таких тапках, каковые тут выставлены. Чабаны смотрят за отарой и поглядывают на табор, на дымок от костерка, ждут, когда арбичка выкинет белый флаг — сигнал на обед. Возле чабанов скучают вот такие же волкодавы, как этот, что оскалил свои неживые зубы. Мы с жинкой не один год проходили за отарами — я чабаном, а она арбичкой, а зараз мы — пенсионеры, едем в гости к сыну. Как все это нами пережито на практике, то мы целиком и полностью одобряем устройство в землянке Прасковьи Анисимовны Чазовой показ бывшей чабанской житухи. В чем и подписываемся: Игнат и Анастасия Никульшины».

«Волкодав с клыками волчиными — это да, это натура. И загривок у него настороже, и хвост куцый, обрубком торчит — натурально, стоит, каналья, как живой, дажеть хочется потрогать руками. И оскал натуральный, точь-в-точь, как в жизни. А зубы, зубы! Черт возьми, какие зубищи! Попадись на них волчья спина — хрясь, и все, конец. Одобряю всем сердцем. Показательный музей, ничего плохого не скажешь. Семен Максимович Котляров, бывший чабан, дважды орденоносец».

«Сестра моя, Паша, Прасковья Анисимовна, как же славно получилось, что твоя жилища стала пристанищем для дорогой всем нам жизни, каковая постепенно уходит от людей и забывается. Пусть хранится у тебя, Паша, Прасковья Анисимовна, все то, что радовало нас, что утешало и без чего жить мы не смогли бы. Склоняет свою седую голову старый дед Силантий Горобец».

«Вот то, что люлечка висит под арбой, между колесами, — хорошо, бабье сердце радует, потому как правдоподобно. Глядишь на эту люлечку, а видишь себя, молодую, пригожую. Но частенько бывало и так: малое дитё вырастало без люлечки — спало прямо на травке. И ничего, возрастало исправно и так быстро, что аж подпрыгивало — привычка. И все же, как я есть мать, то скажу: как ни суди, как ни ряди, а с люлечкой под арбой для детишек лучше — и удобно и красиво. Помню, мы с мужем сами смастерили из досок такую славную люлечку для нашего первенца. Обтянули ее материей, чтоб доски не занозили. Висела та наша люлечка, как и эта, низко над землей, можно было подсесть до нее и грудью покормить младенца, а заодно и самой отдохнуть сидя. Люлечка — это красиво и правдоподобно, без нее музей не музей. И все остальное тут, в землянке Прасковьи Анисимовны, нужное, нам знакомое и привычное. Можно бы и не смотреть, ить было время — насмотрелась вволю, а смотреть хочется. Через почему, спрашиваю? Через потому, отвечаю, что это наше осмотрение мысленно возвращает нас к нашей ушедшей молодости. Нам и грустно и радостно. По просьбе и со слов бывшей арбички Марии Ефимовны Несмашной записал учитель Смеляков В. П.».

«Кто есть мы, люди? Вопрос не простой и не праздный. И потому, побудешь с часок в этой землянке, и сразу все поймешь, и явится перед тобой точный ответ: мы есть созидатели лучшей жизни, ее творцы. Ежели излагать эту мысль конкретно: мы те, кто не уходит отсюда туда, в небытие, весь и без остатка, а оставляет после себя след, что-то обществу и людям нужное, пользительное. Тому самый наглядный пример — жизнь и труд Прасковьи Анисимовны Чазовой, каковую я лично знал, когда она жила в этой землянке. Чудесная была женщина. Становлюсь на колени перед вами, мамаша. Степан Лошаков, директор райавтобазы».