Её глаза искали Михаила. И не находили. Люба уже хотела обрадоваться. На экране Криста что-то торжественно говорила. Рядом улыбалась её тщедушная мамочка, открыл рот сидящий в коляске дед. На минуту мелькнул огромный какой-то мужчина, Люба не сразу узнала Геру. А после камера показала обзором весь собачий приют, а вместе с ним знакомый BMV. Радом стоял Михаил. Все правильно. Михаил вернулся к жене. Пожил без денег. И назад. Любе стоило этого ждать. Она и ждала. Она всегда знала, что Дубинец Михаил женился на деньгах. Люба смотрела на экран и старалась не плакать. Кончилось её короткое счастье. Мишка ушел в богатый приют. Только забыл свою Сяпку у Любы. Собачка сейчас носится по огромному саду подруги, вылавливает мышей. Это смешно, но Сяпка любила охотиться на мышей и приносить их Буржую. Тот нюхал и брезгливо отодвигал их лапой. Где-то здесь лежит её старый мудрый кот. Ему нравился этот счастливый дом, Буржуй порой выходил на веранду, спрыгивал на землю, но тут же спешил в дом - боялся улицы. Напряженно смотрела на подругу Вера.
-- Все в порядке, - вымученно улыбнулась Люба. - Теперь я знаю: Михаил не вернется. Я завтра возвращаюсь домой. Ты не переживай, Вера. Я выдержу.
-- Ты уверена?
-- Уверена. Не нужен мне Михаил. У меня будет ребенок.
-- Любанька! Это все замечательно, - лицо подруги выражало озабоченность. - Но как же Михаил?
-- Никак. Пусть он живет с Криской своей.
-- Я не об этом. Я считаю, ему надо сказать о ребенке.
-- Нет!
-- Ну как знаешь!
-- Вер, - глаза Любы светились ярким янтарным светом. - Вер! А как бы мне девочку родить? Такую же рыженькую, как твоя Марусенька.
-- Родишь, родишь. Если очень хочется, значит родишь! Ты сама рыженькая. И мальчика хорошо! - радовалась подруга. - Вижу, можно тебя домой отпустить. А может, все-таки сказать Мишке?
-- Не надо, Вер.
Кристина смотрела телевизор. Там показывали про открытие приюта для собак. Якобы его открыл дед Кристины, старый парализованный Эдуард Григорьевич. Вот он, сидит в своей коляске и глупо глядит в камеру. Еще слюни пускает. Дураком себя показывает. Издевается над мамой и Кристой. Вроде как ленточку спутал с задом внучки, ножницами ткнул. И рука трясется. Специально он это сделал. Пусть ноги у деда не ходят, но голова в порядке, и руки не трясутся. А вчера как ругался с Герой. Совсем не был похож на слабоумного. Приказал привезти нотариуса. Заперся с ним, что-то диктовал. Только Гера сунул после нотариусу несколько купюр, и тот на вопрос Геры, оставляет ли Эдуард свои деньги внебрачной дочери, кивнул головой: "Все так. Составили завещание".
Кристина разглядывала по телевизору семейство Облонских. Рядом со старым Эдуардом с двух сторон коляски стояли она, Кристина, и её мать, Снежена. Обе светловолосые, в белых костюмах. Идед все еще красавец, несмотря на возраст и инвалидность. Сразу видна порода. Неподалеку от них с недовольным лицом застыл папочка, плебей Годеонов. Уже за сорок ему, а все любовниц кучу содержит. Как мама такое терпит? Криста другая, она живо приказала Мишке вернуться. Поблудил несколько месяцев с очередной проституткой, и хватит. Ползи к жене. Кстати, почему на экране не видно Мишки? Опять желтая пресса будет склонять на всех страницах, что княжну Облонскую бросил какой-то Дубинец. Не бросил! Гера не даст. Приполз уже Мишка назад. Но только к жене ни разу так и не прикоснулся. Кристина злобствовала, завидовала и ненавидела. Но Мишку она не собиралась отпускать.
Кристина всю жизнь всем завидовала и всех ненавидела. Сколько себя помнила, столько и завидовала. Завидовала и ненавидела. Завидовала девочкам, у которых были темные или рыжие волосы, а не как у неё - белые. Завидовала портрету красивой женщины на стене в кабинете деда - это якобы была княгиня Ольга, от которой начался их род. Так дед говорил. Завидовала деревенским детям, которым разрешали гулять, где хочешь и сколько хочешь. Завидовала тем, кто ходил в садик. Став школьницей, завидовала тем, кому разрешали кушать в столовой. Мать, такая же беловолосая и бесцветная, как и дочь, втолковывала Кристине, что это остальные должны завидовать им. Ведь это не они принадлежат знатной дворянской семье Облонских. Советская власть разметала многие дворянские семьи, а Облонские сохранили чистоту рода.
-- Твои белые волосы, Криста, признак нашей породы, нашей избранности, - говорила мать и тащила показывать портреты предков и родословное дерево.
-- А эта? - Кристина тыкала в портрет, что висел в кабинете деда. - У этой тетки волосы рыжие.
-- Ты не смотри на этот портрет, - говорила мать. - Настоящая княгиня Ольга была тоже светловолосая. С неё начинается наш род. С каждым поколением волосы наших женщин светлели. Скоро в наших потомках не будет плебейской крови. Княгиня Ольга говорила, что если у нас родится такая же темноволосая или рыжеволосая, как она, это значит, род Облонских погибнет.
-- А уже рождались?