-- Лиза! Я дура? Да? - убитым голосом сказала Люба. - Правильно мне Вера сказала: поговори с Мишей. А я не стала. Даже про Нюсю не сказала.
-- Значит, скажешь, - ответила Лиза, помолчала секунду и добавила: - Я бы отпустила тебя и сейчас, но только одну, без Нюси. А ты без дочки не пойдешь ведь?
Люба не успела ответить, как раздался недовольный голос:
-- Еще чего придумали! Нечего ребенка таскать по темноте.
Это поднялся в комнату Любы и Годеонов.
-- Родя! - укоризненно покачала головой жена. - Зачем встал? Тебе же трудно по ступенькам ходить.
-- Ничего! Я выдержу! А ребенка не дам по темноте таскать неизвестно куда. И Любку не пущу. Я за вас отвечаю, пока Мишки нет рядом. Все! Спать сегодня всем. Завтра найдем Мишку, если сам не явится.
-- Хорошо, - согласилась Люба. - Я завтра сама разыщу Михаила.
Но сон по-прежнему не шел к женщине. Люба и радовалась, и злилась. Женщина без конца представляла встречу с Михаилом, прокручивала в голове разговор с ним. Как лучше ему сказать про Нюсю? Потом решила ничего не говорить, пусть догадается сам.
-- А почему Мишка остановился в этом доме? - пришла мысль, когда уже засыпала, и сон опять отлетел прочь. - У него, наверно, опять нет денег. Как тогда зимой. Надо отдать ему деньги за его машину. Кредитка у меня где-то в сумочке, есть и наличные. Родион Прокопьевич недавно давал мне. (Годеонов регулярно давал деньги Любе, говорил, что это из Мишкиной части, а то просто для девочки от дедушки на витамины и игрушки. Люба краснела, но брала. Хоть и было все в доме: для внучки и Лиза, и Родион Прокопьевич покупали все, даже много лишнего, и Любе тоже, но молодой маме и самой хотелось порой пройтись по магазинам. Вот и брала деньги.) Завтра верну Мише кредитку и часть наличными. Я же брала из его денег, когда меняла окна, - решила женщина.
И, наконец, к утру её сморил сон. И Люба неожиданно для себя проспала. Нюся всегда хорошо и долго спала в доме бабушки и дедушки. А сегодня дочка проснулась только в десять часов утра. И Люба тоже. Нюся просыпалась перед этим, но Люба так хотела спать, она положила девочку к себе, дала грудь, малышка пососала, и обе задремали. Женщина даже не слышала, как уехали Лиза и Родион Прокопьевич, как пришел сторож, что-то делал в саду. Ахнув, что уже много времени, Люба быстро сварила манную кашу, покормила дочку, самой кусок не лез в горло, быстро собралась, хотела позвать с собой Лизу, и только тут выяснила: ни её, ни Годеонова не было уже дома.
-- Куда это они исчезли? - подумала Люба.
На столе нашла записку: "Вернемся к обеду".
-- А, - вспомнила Люба, - к врачу поехали. Лиза мне вчера говорила. Что же они меня не разбудили?
Она представила себе, что Лиза решила её разбудить, а Родион Прокопьевич, узнав, что обе, мать и дочь, спят, наверняка, изрек свою любимую фразу:
-- Будить ребенка! Сейчас. Так я и позволил разбудить внучку. Пусть малышка спит, сколько хочет. Сама проснется, когда надо.
А может, и оба решили не будить их. Они души не чаяли в малышке. Вот и проспала в результате Люба. А Михаил сам так и не пришел. Ну что же, значит, надо идти Любе.
Женщина вынесла во двор коляску, положила туда пакет для Михаила, в котором находилась кредитка и деньги, позвала верную разжиревшую и обленившуюся Сяпку, которая в результате ухода Лизы превращалась в изнеженное домашнее существо, и пошла искать Михаила. Дождь кончился рано утром, все просохло, лишь чувствовалась небольшая свежесть. Но жаркое солнце обещало, что это ненадолго, скоро опять повиснет зной. Когда Люба подошла к старому дому Мишкиных родителей, то вспомнила, что забыла второй пакет - с соками и бутылочкой воды для Нюси.
-- Не буду возвращаться, - решила женщина, - плохая примета. Обойдусь. В конце концов, у меня Нюся редко пьет водичку. Да и если захочет пить, можно покормить грудью. Так что иду дальше.
Дочке было десять месяцев, она кушала все: и кашку, и супчик, и овощи с фруктами, и мясо понемногу варили ей, но Люба не решалась бросить кормить её грудью, лето стояло жаркое, знойное.
Дом Зои стоял по-прежнему мрачный, с заколоченными окнами. Непохоже было, что здесь есть люди. Но калитка была распахнута. Сяпка куда-то уже полезла в сторону полуразрушенного сарая, наверно, учуяла очередную мышь, пошла поразмяться немного. Замка на двери не было. Люба постучала в заколоченное окошко, никто не ответил. Женщина взяла дочку на руки, оставила коляску во дворе, вошла в полутемный дом. Мишка был там. Он спал на старом диване, что стоял рядом с входной дверью. Не сразу и проснулся. Люба с дочкой на руках присела на диван в ногах мужчины, с жадностью вглядываясь в дорогое лицо. Как долго не было Миши! Выглядит уставшим, похудел. Будить было жалко. Дочка вертелась, не хотела сидеть на руках, агукала, показывала ручкой на спящего. Она, конечно, разбудила Михаила.
-- Люба! - удивился тот. - Ты пришла?
Он сел на диване.
-- Пришла, - вздохнула женщина и сказала совсем не то, с чего хотела начать. - Я принесла твои... О, Господи!