Привратник

Слово «раз» хлестнуло, как удар бича. Хозяйская дочка вскрикнула, и потом снова стало тихо. Все смотрели на темноволосого. У него с рук капала вода – кап, кап… Стакан красивого юноши дал трещину до самого дна.

– Ах, батюшки… – прошептала кухарка.

– Вот как… – тихо, почти ласково проговорил хозяин. – Вот как, дружочек Барт…

– Я не брал! – в тоске закричал темноволосый. Его оттирали к двери. Разрыдалась вголос хозяйская дочка, выбежала, чуть не сбив с ног брата, которого колотила крупная дрожь.

– Ба-атюшки… – кухарка кинулась вслед за ней.

Руал, прижавшись спиной к стене, отхлебнул воды из своего стакана. Поперхнулся. Темноволосого взяли в кольцо, потом, не обращая внимания на слезы и крики о невиновности, поволокли во двор. Руал бездумно, как заведенный, вышел тоже. Юношу уже раздевали, кто-то щелкал кнутом. Одобрительно покрикивал хозяин, удерживая возле себя вырывающегося сына:

– Нечего отлынивать… Посмотри, тебе тоже наука…

Темноволосого растянули на траве четверо, удерживая его за руки и за ноги. Здоровенный детина остервенело пошел работать кнутом. Руал хотел уйти – и не мог, ноги не слушались. Хозяин бодро приговаривал:

– По заслуге ворюге, по заслуге! Давай! Еще!

– Отпустите! Нет! – рванулась с крыльца хозяйская дочь. Ее схватила в объятья подоспевшая кухарка, скрутила, увлекая в дом. Девушка зашлась криком:

– Нет, он не мог!

Обернулся, нахмурившись, хозяин.

Кухарка втащила девушку в дом, уговаривая, сама обливаясь слезами. Из-за захлопнувшейся двери донеслось отчаянное:

– Звери!

Руалу стало дурно. Он стоял, привалившись к стене, грыз руку, ощущая на языке привкус крови.

Неистовствовал, рассекал, впивался хлыст. Четверым, удерживавшим Барта на земле, уже почти не приходилось прилагать для этого усилий. Остальные работники стояли, сбившись в кучку, с застывшими, белыми лицами.

– Папа-а! – закричал вдруг мальчишка, хозяйский сын, голосом подстреленного зверька. – Папа, прости! Отпусти Барта! Не надо!

Он упал перед отцом на колени, из его руки выпали две медных монетки и закатились в траву.

Стало тихо – не свистел кнут и уже не стонал Барт, только плакал навзрыд мальчишка:

– Он не брал… Это я… Прости…

Хозяин тупо на него смотрел, беззвучно жевал губами.

Потом все, кроме безжизненно лежащего в траве юноши, посмотрели на скорчившегося под стеной, сжавшегося в комок Ильмарранена.

…Руала били все.

Сначала его исступленно хлестали кнутом, потом кухарка в слезах колотила его по спине палкой:

– На! Получи! Ясновидец поганый, змея подколодная!

Потом хозяин тыкал его в живот сапогами:

– Вот тебе, приблуда! Вот тебе, пес!

Потом работники, все вместе, навалились и били, молотили, таскали за волосы, плевали в лицо, пока Руал не потерял сознания.

Полуживого, его выбросили в канаву, полную ледяной воды, которая и привела его в чувство. Очнувшись, он слышал голоса:

– Не сдох он, что ли?

– Да вроде сдох… Ясновидец…

– А ты притопи его на всякий случай…

– Охота руки марать…

Голоса отдалились. Руал судорожно дернул рукой – и нащупал-таки за пазухой чудом уцелевший в остатках одежды сверток.

Марран лежал в канаве на обочине большой дороги, перед глазами у него извивался в мокрой глине придавленный камнем дождевой червяк – подергивалось склизкое, кольчатое тело, захлестывалось петлями, проглядывали сквозь розовую кожу темно-фиолетовые внутренности.

Захлебываясь в мутной луже, Руал ощущал себя таким вот полураздавленным червем – никчемным, мерзким, корчившимся в ожидании своей жалкой смерти.

– Вот что, дорогуша, – сказал Ларт на следующий после визита в ратушу день. – Я еще раз убедился, что в серьезных делах твоя помощь так же эффективна, как ловля блох каминными щипцами. Поэтому сегодня тебе поручается сторожить наши комнаты.

Мне нечего было возразить. Я горестно наблюдал, как он собирается, засыпает в кошелек пригоршню золотых монет и отправляется на поиски мифических следов мифической Третьей силы в городе Карате. Закрывая за собой дверь, Ларт бросил через плечо:

– И не смей переступать порога, даже если вся гостиница вспыхнет огнем!

Его шаги стихли на лестнице. Я почувствовал себя узником каменного мешка, как бы в насмешку окруженного роскошью и комфортом.

Часы на башне напротив пробили одиннадцать утра. Пошатавшись по комнатам, я уселся на подоконнике и принялся глазеть на прохожих. Все они представлялись мне сейчас чужими и в высшей степени никчемными людьми, глупыми и чванливыми; среди женщин я не отметил ни одной, превосходящей привлекательностью дохлого хорька. Горько вздыхая, я вспоминал родные места, трактирщика, наливавшего мне в долг, и милашку Данну, считавшую меня учеником чародея. По стеклу ползала муха – я жестоко с ней расправился.

В этот момент душевного упадка мне послышался стук в дверь. Неприятно пораженный, я замер. Стук повторился, на этот раз явно, хотя и негромко.

Я струхнул, потому что одно дело прикидываться волшебником по поручению и в присутствии Легиара, и совсем другое – изображать магическое величие в одиночку, на свой страх и риск. Мне пришла в голову малодушная мысль притаиться.