Привратник

– Холодно… Оденься… – повторял Руал, пытаясь справиться с поднимающейся внутри сладостной волной.

– Не прогоняй меня… – ее рука расстегнула Руалов ворот и погладила шею. – Ты добрый… Все они скоты, а ты человек… Ру, ну что же ты!

Его ладони легли на ее обнаженную кожу. Будто короткая молния ударила – р-раз!

– Я люблю тебя, Ру… – бормотала Тилли все скорее и скорее. – Я о таком парне… – ее губы, неловкие, как у теленка, ткнулись в губы Руала.

Горько пахло дымом догорающего костра. От порыва холодного ветра кожа девушки покрылась пупырышками; желая согреть, Ильмарранен обнял ее крепко, по-настоящему. Его самого уже сотрясало изнутри; нахлынули тугие, горячие, пульсирующие видения.

Тилли все бормотала и бормотала, и ластилась, и пальцы ее сражались с застежкой на его рубашке, а он глупо улыбался в темноте и жадно гладил ее бока с выступающими ребрами, неожиданно крутые бедра и плоский мускулистый живот. Не было сил сопротивляться тому горячему и душному, что распирало его изнутри.

Торжествовала ночь, темная, осенняя, истошно кричали совы, шелестел ветер в пожухлой траве. Перемигивались угли прогоревшего костра.

Тилли справилась с пуговицами, маленькая влажная ладошка залезла под Руалову рубашку… и встретилась там со свертком, скрывавшим золотую спинку и изумрудные глаза.

– Ой, – пробормотала она удивленно, – это чего?

Ильмарранен вздрогнул, как от удара. Рванулся и сел, прижимая сверток к груди. Оттолкнул девчонкины руки:

– Не лезь. Не надо. Спать.

Сердце гулко колотилось у него в горле, а Тилли сидела перед ним голая, дрожащая, будто громом пораженная. Из круглых вишневых глаз двумя ручейками лились слезы горькой обиды.

За все утро она ни разу не посмотрела в его сторону.

Они шли дорогой, Руал глядел на оскорбленно вскинутый лохматый затылок и досадовал на себя, на Тилли, на судьбу, вздыхал и удивлялся глупости мироустройства.

Дорога тем временем оживала, путников то и дело обгоняли скрипучие телеги – впряженные в них лошади бросали на пешеходов исполненные достоинства взгляды. В том же направлении тянулись медлительные воловьи упряжки, ковыляли какие-то нищие в лохмотьях, цепочкой топали слепцы с поводырем, размашисто шагали мастеровые с инструментом на плечах. Ильмарранен с девчонкой оказались затертыми если не в толпе, то в весьма пестрой компании. И перед всей этой разношерстной братией вставал на дороге город.

Сначала показались верхушки башен, потом сами башни и стена из красноватого кирпича, а над этой зубчатой стеной – самые высокие флюгера. Флюгера вертелись, ловя жестяными боками солнечные лучи, и от этого казалось, что над городом средь бела дня горит фейерверк.

Тилли, пораженная зрелищем, забыла о своей обиде и, смягчившись, заговорила с Руалом:

– Ты смотри, а!

Толпа вокруг воодушевленно загудела.

Руал приложил ладонь к глазам: подъемный мост был опущен, вокруг него расхаживали офицеры стражи в пестрых костюмах, в то время как рядовые стражники, вооруженные пиками, досматривали входящих в ворота и брали пошлину за въезд.

Ильмарранен заплатил два гроша – за себя и за безденежную Тилли.

Деревенщина истово вращала головами, проходя через арку ворот, массивных, разукрашенных, поражающих мощью и великолепием. Вылившись на площадь перед воротами, крестьяне терялись, нерешительно топтались в замешательстве и сразу же становились жертвой уличных мальчишек, которые, улюлюкая и бросаясь комьями земли, одновременно пытались утянуть с телег все, что плохо лежало.

Руал взял Тилли за локоть и втащил в одну из боковых улочек – изломанную улицу-щель.

Здесь было относительно тихо; между вплотную подступавших друг к другу стен бились эхом шаги Руала и шлепанье Тилли. Девчонка, задрав голову, бормотала удивленно:

– Ну как в колодце сидишь…

Небо над улочкой было такое же узкое и изломанное, и каменные стены, казалось, углом сходились над головой.

Из окошка под самой крышей выглянула голова в чепце, скрылась, водопадом плеснули помои, звонко разбились о мостовую, обдали брызгами Ильмарранена и девчонку. Тилли подняла голову и разразилась сочной, колоритной бранью. Наверху хлопнуло окно.

Улочка вскоре свернула, пошла вдруг круто вверх и вывела путников на маленькую круглую площадь, посреди которой стояло каменное изваяние на невысоком постаменте. На голове изваяния, покрытой каменным же капюшоном, топтался угрюмый голубь. Руал провел пальцем по вытесанным на постаменте буквам:

– «Священное привидение Лаш».

– Ты умеешь читать? – удивилась Тилли.

Площадь неспешно пересекли два степенных старца с такими же, как у священного привидения, капюшонами на головах. Девчонка проводила их глазами и задумчиво почесала нос.

Путники поблуждали немного по темным кривым переулкам, поглазели на красивую медную бороду – вывеску цирюльни, на жестяную стрекозу у входа в булочную и деревянный костыль, приколоченный к дверям костоправа. Потом им пришлось прижаться к стене, пропуская роскошный паланкин, несомый четырьмя ливрейными лакеями, важными, громко сопящими от натуги. Тилли снова раскрыла изумленный рот.