Привратник 'Бездны'

И даже в этой за полночной посиделки его твердые сухие щеки-скулы отливали полированной гранитной синевою, отдавая родным "тройным" ароматом. Похоже, только что из цирюльни соседушка... Отчего же так голоден, точно промышлял без толку по улицам весь день?

- Завидный аппетит, Василь Никандрыч! Я вроде специально по вечерам нагуливаю, - так сказать, к завтраку. А тут такая приятная оказия, бесследно пропавший объявился...

- Ах, Сергеич, угомонись. Дай пищеварению взяться. Да, верно приметил, - проголодался чуток. Потому что на ногах целый божий день. А перекусить все недосуг, вот. А насчет приятной оказии, - уж не знаю, как оно сложится. Жизнь такие колдобины под колеса расставляет... А колеса бедные такие уж отчаянные зигзаги крутят. Мудреные времена для простого люда наступают. Ох, мудреные и загадошные...

- Василь Никандрыч, а кого нынче загадками удивишь? Все разгадки давным-давно утеряны. Странная и суетная жизнь, можно сказать, преобладает среди квелого трудящегося мирного народонаселения. Его, болезного, за милую душу обманывают, грабят, взрывают... Конечно, у каждого порядочного индивидуя - свои мелкие индивидуальные загадки, Которые, по мере сил и решаем, пытаемся отгадывать.

- Сергеич, брось лепить вареники! Тошно и так, а тут еще красивые слова сочиняешь. Опростись, милый, ты же унижение, какое претерпел! Зачем тебе всякие прилагательные, эти причастия? Возьми, как Пушкин - русский коренной глагол и жарь свою жизненную линию. Уж извиняй, наперед лезу, упреждаю твой личный доклад. Есть грех, - осведомлен частично, да, - о твоих канительствах с гадкими ночными людишками. Им бы тюремные нары греть, а они вон, как вши плодятся, расползаются во все стороны... Угнетают чужие жизни. Коверкают судьбы. А кто прогнется перед ними, хвост меж ног прибережет, тот уже конченный, никуда не пригодный человек. И участь по жизни у такого переуниженного героя - не позавидуешь... Жертва и палач, одна сатана. Одна страшная медалька! И повесили эту жуткую медальку на грудь трудящемуся люду под циничные фанфары. Вот такие вот отгадки, Сергеич.

Укротив в блюдце, третий мизерный окурок, мой разговорчивый гость, внезапно прикрыл белесоватые маловыразительные глаза натруженными морщинистыми веками, и сделался как бы внезапно уморенным обильной трапезой.

Отшлифованные скулы сомкнулись, слегка поигрывая желваками, давая передых бесцветному хозяйскому тонкогубому рту.

И Василий Никандрович, безо всякого интеллигентского уведомления придремал. Впрочем, погрузился в сон самым правдивым образом. Доселе малоподвижные глазные яблоки, беспокойливо заметались, явно отыскивая сновидческого недруга или какого другого пошлого персонажа...

С какой-то дамской тщательностью мои глаза производили обзор внешности чудесно воскресшего гостя-соседа.

И именно эта, в сущности, несвойственная мне дотошность помогла выявить одну неизъяснимую странность в знакомом облике человека, который, совершенно не рефлектируя, предался на моих (чужих) глазах чрезвычайно интимному времяпрепровождению - с н у.

И, находясь во власти этого неодолимого человечески животного отправления, совершенно доверился моему, видимо, чересчур любознательному, поверхностному, взору, от которого, однако, не укрылась одна деталь... Деталь, скорее медицинского характера. Ранее, в былые наши встречи ничего подобного не бросалось мне в глаза...

Около ушей, в резких носогубных складках проглядывали какие-то странные образования, в виде шлифованных, мастерски сделанных штопок. Я бы, скорее всего не остановил на них внимание, если бы...

В каком-то лакированном журнальном издании меня заинтересовала статья одного нашего ведущего хирурга по пластическим операциям неудачливых и попорченных физиономий. Статья (а возможно, интервью) была проиллюстрирована несколькими фотографиями фрагментов человеческого лица: до вмешательства маститого кудесника, и - после...

У мирно прикемарившего соседа явно читались искусственные, не до конца зашлифованные скобки. Неужели, Василий Никандрович, побывал в какой-то отчаянной переделке, а затем попал под искусный хирургический нож...

Занятый пристальным разглядыванием, слегка разъехавшейся обмякшей физиономии соседа, я не сразу обратил свой слух на методичное поскребывание в прихожей. Правда, прислушавшись, точно определил, - скрытно аккуратный звук находился за порогом, прямо за бронированной дверью. То есть, на лестничной площадке.

Пойти разве что, поглядеть в личный военный перископ...

Слава Богу, что меня подвел мой забывшийся слуховой природный аппарат - уши, и я, так сказать, проворонил посторонние ночные едва слышимые шумы за дверью.

А расположились мы в моей кухне так, что я оказался спиной к прихожей. И поэтому, когда обернулся на равномерное жужжание, - звук, доносящийся от двери, очень живо напомнил полет чудного полевого шмеля (но, отнюдь, не из музыкальной миниатюры), - я не поверил собственным глазам...

Прямо посредине входной двери шевелился неизвестно откуда взявшийся черный жутковатый шмель-волдырь, вспухающий буквально вослед моему участившемуся пульсу...