Привратник 'Бездны'

На мое идиотское счастье, буквально за углом от телефонной будки, призывно приятельски ощерился трактирный электронный трафарет - "Русский пьяница".

Я до ощутимой боли комкал пальцы в кулаках, моя физиономия, не скрываясь, лучилась непотребным благожелательством к себе подобным: женщинам и старикам, юным фуриям и нахальным, смачно цвыркающим жевательной резинкой, пацанам и прочим джентльменам.

Я нес свое, изъявленное неземным сердечным благополучием, лицо, точно собственный оживший барельеф...

Я пребывал в мифологическом уединении от переизбытка блаженства, неизвестно каким образом (и главное, за какие заслуги?!) свалившегося на мою голову, - именно, свалившегося, точно сказочный золотой кирпич...

Очухаться от этого оглушающего подарка-презента мне поможет известное скоропомощное средствие, имеющее полновесные горячительные градусы... Причем, странное дело! Мои ноги отказывались исполнять команду: шагать, и пошустрее в сторону "Русского пьяницы"...

Поэтому пришлось, прямо на (очень медленном) ходу выдумать способ воздействия на завредничавшие органы передвижения. Я передвигался в нужном направлении незнакомо пьяным маневром: корпус мой норовил выскочить вперед вместе с одурманенной от счастья головой, а ноги поневоле вынуждены были подтягиваться...

Вследствие чего производился механический шаг, другой. И дело мало помалу подвигалось. Вероятно, со стороны я выглядел не окончательно оправившемся от контузии, а то и сбежавшим от диетической лазаретной кормежки...

Уличное вечернее столичное народонаселение между тем жило по своим суетным сутолочным законам. И каким-то чудом, я не оказался грубо затертым и затоптанным в очередной тротуарной неровности...

Скорее всего, мою натужливо устремленную фигуру подразумевали, как идущую с какого-то приятельского фуршета, дружеской конторской посиделки.

В сущности, мне были глубоко безразличны соболезнующие мимолетные взгляды прохожих, слегка недоумевающих увиденному контрасту: беспечная светлоликая физиономия, источающая Бог знает какие флюиды дауновского благодушия и почти приблатненная походочка, одинокого господина, по всей вероятности, принявшего лишнюю дозу горячительных напитков, или употребившего чудных сушеных грибов, которыми издавна морят мух...

Впрочем, и головной убор, соответствовал гипотетическим дурманящим краповым красавцам: революционный чегаваровский берет, без знаков принадлежности к каким-либо спецназовским группировкам, глубоко, по брови, насажан на звенящую от дуроломного неизъяснимого счастья голову.

Волочащиеся собственные ходули удобно болтаются в антрацитных турецких слаксах. А непослушный магнитно притягивающий асфальт скребут едва разношенные бурые ковбойские казакины.

Туловище забрано под плотно-кольчужный малиновый французской вязки свитер, поверх его черная на шотландской подкладке джинсовая жилетка, которую укрывает объемная альпинистская канадка цвета слякотной проезжей части, по которой упорно продираются подзаляпанные частные, служебные и прочие бандитские авто, в основном иноземного конвейера.

Я не предвидел, что на одоление этого короткого отрезка пешеходного пути, уйдет такая прорва драгоценного времени, которое по каким-то внеземным законам остановилось во мне, с момента приземления на мою бедную башку кирпича-счастья, - или счастливого кирпича...

По моим подсчетам, я находился в счастливой дурацкой прострации уже бесконечное число часов... Бесконечные часы столбнячного счастья!

Но главное, черт меня возьми, я должен, во что бы то ни стало добраться до этого спасительного трактирного крыльца...И главное, - помощи ждать мне неоткуда.

Но самое наиглавнейшее - мой мозг до счастливой органистической боли прожигали семь цифр, - номер известного только мне (мне!) телефона...

Однако каким-то чудом я сумел избежать жутко сладостного желания: набрать нужные цифры и говорить, изливаться, делиться тайной радостью озарения...

В конце концов, не выдержав искуса счастья, я лишился сознательных чувств, но эта мелкая напасть не помешала моей второй фанатично трезвой скептической натуре дотащить мое тело до вожделенной высокой стойки, и тотчас же влить в счастливое беспамятливое нутро не разбавленных никакой фруктовой и прочей гадостью двести граммов "Столичной".

Минут через пять, я стал более-менее осмысленно существовать в этой странной квазипраздничной жизни. Натуральная грешная жизнь в очередной раз вытащила меня буквально за шкирку из нектарного блаженнейшего болота могильной неги...

Окончательно спустил меня на грешный земной (вечно грешащий!) материк чужой женский взгляд. Еще не вполне освоившись на местности, не отрывая проясняющихся глаз от оголенного толстого донышка стакана, я понял, - меня исподволь (мимоходом) изучает некая особа. Я давно заметил за собой этот невеликий дар: ощущая чей-то взор, сразу определиться с полом любознателя.