Привычка ненавидеть

Я не лезла к Бессонову, но кому это интересно?

— У нас со шлюхами разговор короткий, — заявляет блондинка, хлопая наколотыми губами.

Я смотрю только на них, чтобы не смотреть вокруг. Бежать не пытаюсь — бесполезно. Кричать? Не уверена, что в обеденный перерыв меня кто-то услышит.

— Девочки!

Рыжая и милая на вид девчонка, которая вечно следует тенью за Софой, суетится, лезет в клатч и достает оттуда черный маркер. Лазарева одним повелевающим кивком головы заставляет двух других за моей спиной, лиц которых я не вижу, подхватить меня под руки и держать.

— Слышала про алую букву? — с омерзительной нежностью поглаживая мою щеку когтистыми пальцами, напевает она.

Конечно я читала Готорна и помню знак грешницы, который носили в средние века. Вышитая алыми нитками буква «А» поверх одежды. Адюльтер — измена, прелюбодеяние, неверность.

— Так вот ты и ее недостойна.

С этими словами Лазарева грубо сжимает мои щеки и размахивает фломастером, как обезумевший дирижер. Я по очертанию букв легко догадываюсь, какое звание мне присуждает. Пытаюсь отвлечься и судорожно вспоминаю, чем можно отмыть маркер, а Софа в это время отходит назад, любуясь шедевром, и скалит зубы.

— Пошла. Вон! — цедит она.

Меня толкают, и я приземляюсь ладонями на асфальт. Лазарева пинает носком туфли грязь, которая разлетается и кусками падает на мою одежду. После они уходят, а я еще какое-то время не двигаюсь. Не боюсь, просто анализирую. Просто пытаюсь развидеть мелькнувшее в этой толпе лицо. Знакомое лицо Вики Медведевой, с которой мы больше десяти лет каждые выходные спали валетом на одной кровати, делили секреты на двоих, знакомились с парнями в интернете и прятались в туалете кинотеатра, чтобы бесплатно пробраться на второй сеанс «Пятидесяти оттенков». Вики, которая вдруг решила, что я ей больше не подруга, и она имеет право обзывать меня шлюхой наравне со всеми.

Это слишком.

Я обмякаю, едва не касаюсь лицом земли и с трудом заставляю себя подняться на ноги. Смотрю на перепачканные ладони и одежду, но думаю о другом. Какой толк в чистой коже, когда чувствуешь себя грязной изнутри? От этого не отмыться.

Накинув капюшон, я вставляю наушники и не опять, а снова иду домой пешком, чтобы не пугать честной народ. Долго иду. А когда ноги уже заворачивают на знакомую улицу, и я замечаю привычную разметку плитки под кедами, меня вдруг окликают. В мой вакуум врезается кто-то извне, и я поднимаю тяжелую голову.

Остроумов. Бежит. Ко мне. На ходу меняется в лице и съедает улыбку. Через мгновение касается моего подбородка и толкает его вверх, оглядывая грязь и художества. Открывает рот, что-то говорит, но все летит мимо меня по касательной. Я ловлю в фокус единственные глаза, которым мне есть что сказать.

Я смотрю на Бессонова, что стоит у соседнего дома, так, чтобы он знал — я ненавижу его всей душой.

Глава 10

Ян

🎶 Staind — Outside

Я вижу Ланскую первым. Замечаю издалека еще до того, как Книжник озвучивает. Этот сгорбленный силуэт в капюшоне я узнаю уже даже в толпе.

Савва прослеживает мой застывший взгляд, смотрит через плечо. Он плюет на асфальт и в следующую секунду шагает в ее сторону. Насрать ему на наш вчерашний разговор, который не клеился с первых слов, потому что я не сумел ответить на простой вопрос. После моего наезда о том, какого хера он вытворял с Ланской, Савва задал простой встречный вопрос — почему он не может этого делать. Внятных причин я не нашел.

В целом мы с ним всегда по жизни были на равных и не отчитывались друг перед другом. Девок не делили, разве что кроме Софы, но там она сама выбирала, да и познакомились мы с ней одновременно. На тусовках точно не цеплялись лет с… да вообще не цеплялись ни разу серьезно. Все по приколу было. Но прикол с Ланской я не оценил, а Савва явно не считал моих реакций. Опять заливал про месть и ее отца. Я решил подумать об этом позже. Когда-нибудь.

Явно не сейчас, когда наши с ней взгляды пересекаются, и меня сносит взрывной волной.

— Ох, а Ланскую неплохо отделали. Софкин почерк читается, — Книжник мотает полулысой башкой, — бедная…

— А когда ты топтался по ее тетрадям, она бедной не была?

Я отворачиваюсь, чтобы не видеть колючие слезы в ее глазах, грязь на одежде и четкое «шлюха» на пол-лица. Прячу брелок с ключами в джинсы, занимаю себя чем угодно, только бы не смотреть, но все равно смотрю.

— Бес, ну ты че, — бычится Дэн, — мы ж для тебя…

— А не надо это делать для меня! — ору, не сдержавшись. Вижу удивление в глазах Книжника и явно привлекаю лишнее внимание. — Я не просил, — добавляю тише и, развернувшись на сто восемьдесят, пру домой.

И по хер, что собирались зависнуть в приставку вместе. Пусть дрочат на Ланскую где-нибудь в другом месте. Достали.

Зайдя в дом, я запираю дверь, бросаю рюкзак на пол и набираю Софу. Все озверели разом? Сначала Савва, теперь она творит какую-то херню. Зарываются ребята.

— Малыш… — звучит склизкое в трубку с придыханием, но я сразу обрываю.

— Объяснись, — рычу в динамик, а тот множит звук, делая мой голос еще злее, чем он есть.