Я не отвечаю ей. Лишь скриплю зубами, растирая в порошок все, что могу прямо сейчас высказать, ничего не говорю. Лезу в карман за телефоном и обещаю себе, что не трону девчонку, хотя, возможно, это решило бы все — один раз поиметь и забыть, потому что гребаный запретный плод слишком манит. Учитывая, что диеты не по мне — пока не сожру, не успокоюсь.
— Опасный у тебя удар, — говорю ей, а затем Книжнику в трубку: — Дэнчик, объясните куску дерьма, чтобы больше здесь не светился, окей?
— Антошку закопать?
— Его родимого. Будет в багажнике черного «Лексуса» вас ждать.
— Заметано, Бес.
И под пристальным наблюдением Ланской я приближаюсь к ней, шарю по карманам салаги в поисках ключей и совсем неслучайно прохожусь по его пальцам кроссовками. После тащу его по асфальту к тачке и, поднапрягшись всего раз, закидываю туда, где ему самое место. Она не комментирует, лишь бегает глазами: я — машина, я — машина. Может, решает в голове какие-то ребусы, или обезьяна там у нее в тарелки бьет — непонятно. Но молчит зараза, будто мы с ней подельники. Бонни и Клайд, блять.
Я поцеловал ее. Сейчас понимаю, что проще было бы, наверное, припугнуть и обойтись малой кровью. Но джентльмен, которого во мне воспитала мама, предпочел иной способ решения проблемы. Я вроде как хотел замять все это, потому и кинулся вслед за салагой, а получается, она во всем разобралась сама. Теперь, чтобы искупить грехи и сделать последнее хорошее дело, придется везти ее домой, что ли?
— Садись, — кидаю в Ланскую с раздражением и подхожу к своей машине, которая стоит недалеко отсюда.
— Где-то я это уже слышала, — бормочет она под нос, но, напоровшись на мой взгляд, поджимает губы и замолкает. Стоит перед закрытой дверью, когда я уже упал в салон. Ждет, что открою? Больная, что ли?
— Повтор-рить для глухих? — рычу в опущенное окно.
— А если кто-то увидит? — еще и озирается по сторонам. — Нас.
Нас. Это ужасно звучит.
— Тебя действительно это волнует?
Потому что, если кто-то увидит, хуже будет ведь только мне.
— Нет, не волнует, — надув губы, сообщает она и следом забирается на переднее сиденье.
Застегнув ремень безопасности, ставит на колени рюкзак, а рядом кладет руки ладошками вниз. Сидит с прямой спиной и даже не откинется назад. Ну сама невинность!
И сейчас она так похожа на простую девчонку. Такую, какую пару лет назад я вполне мог бы везти домой. К ней или ко мне. Может, и без продолжения — такое тоже было. Не знаю, как объяснить, но в обычной одежде, вдали от наших соседских домов и ее папаши, маячащего жутким фоном, она кажется даже… милой, что ли. И я будто бы меньше ее ненавижу. По-прежнему ненавижу, но… Точно, блять, яд ее действует, который со слюной в меня впрыснула.
Нужно держаться от нее подальше. Или наоборот? Чтобы отшептало.
Да твою ж налево!
— От тебя воняет, — тихо под нос мямлит, когда мы выезжаем на дорогу.
Я нюхаю майку и смеюсь.
— Это запах мужчины. Не привыкла?
— Мужчины? — Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами. — Где ты нашел здесь мужчину? Ты прячешь в багажнике какого-то мужчину?
Стерва, говорю же.
— Я прячу его в трусах.
— Фу, — фыркает она и отворачивается, будто потеряв интерес.
— Что фу? Это не у меня отвратный вкус на мужиков. Выбираешь тех, кто пахнет, как телка, и распускает руки при первой возможности?
— Кто бы говорил.
— Что?
— Ну некоторые распускают не только руки.
Смело. Я даже кошусь в ее сторону, забыв про дорогу, и еле успеваю затормозить, чтобы не поцеловать в зад новенькую бэху. Не думал, что сама про это заговорит. Вроде бы и забыл обо всем. Этого будто бы и не было, пока она не напомнила.
— Я еще даже не начинал.
— Мне бояться?
— А ты переставала?
В ее взгляде мелькает что-то, что откидывает назад во времени. Туда, где злость на весь мир и семейство Ланских не поддавалась контролю. Я вспоминаю, как поймал ее в коридоре универа лишь с одним желанием — стереть в порошок. Вспоминаю, и настроение опускается до минусовой отметки.
Все. Баста. Отвезти домой. Забыть и…
— Да! — рявкаю в ответ на звонок. Замечаю, как сбоку дергаются плечи Ланской, хоть и пытается не показывать страх.
— Ты куда исчез, блин? — Софа не спрашивает, она требует ответа.
— Вежливее.
— Ян, твою мать!
— Позвони, когда успокоишься. Буду дома.
Я сбрасываю и, притормозив на светофоре, быстро подключаю телефон к стерео. «This Ain’t a Scene, It’s an Arms Race» (хит группы «Fall Out Boy») из колонок, и меня чуть отпускает.
— Если у тебя из-за меня это… — она пялит на меня свои совиные глаза, — ну, проблемы.
— Да, у меня проблемы из-за того, что ты ради своего папаши врешь.
Это жестко, зато четко и по делу. Нечего сопли разводить.
— Грубо, — парирует бессмертная она. — Я не просила подвозить меня и не обязана в очередной раз выслушивать это. Останови.
Песня больше не помогает. В башке залпы бомбят. Кроет.
— Останови, говорю!
— Посреди моста, блять?