— Подождите, Карев, — остановила его Клавдия. — А почему вы оказались в парке?
Карев соображал только секунду.
— А мы решили сходить в гастроном, на той стороне.
— Подождите… Вы сказали — «мы»?
— Да, мы с Юлькой.
— С Мартыновой?
— Они соседи, — напомнил Порогин.
— А, да-да, продолжайте.
— Только она меня не узнала, она недавно соседствовала, — поправил Порогина Карев. — Я с ней заговорил, и она тоже. А потом мы пошли в магазин. У нас тут рядом только итальянский — дорогу-ущий. А на той стороне — хороший, дешевый. Мне-то много не надо. Даст Бог день, даст Бог пищу…
— Дальше, — поторопила Клавдия.
— А дальше… — Карев вдруг замер, словно прислушивался к чему-то. Словно ждал, что кто-то посторонний сейчас подскажет ему, как было, поведет за собой…
Группа застыла, с какой-то непонятной зачарованностью глядя на дьячка.
Даже Кленов забыл о своем имидже ничему не удивляющегося человека.
— А потом я сказал ей, что нам надо сойти с тропинки. Да, еще был колокольный звон… Это служба в церкви началась, — заговорил Карев словно бы чужим голосом.
Потом он двинулся к ближайшим кустам.
Группа послушно тронулась за ним.
— Вот тут мы постояли, а потом…
Карев медленно повел взглядом вокруг.
«Это он! — вспыхнуло у Клавдии в мозгу. — Это он!!!»
— А потом она сказала… Она что-то сказала, и мы пошли дальше…
Клавдия невольно посмотрела на других. У всех на лице было то же самое выражение угрюмого доверия дьячку.
Редкие зеваки стали подходить к группе, но их никто не отгонял. Это был момент всеобщей тишины.
Карев довел группу до озера и тут остановился.
— Все, дальше мы не шли, — сказал он тихо.
— Что? Повторите, пожалуйста, — попросил Веня Локшин.
Карев обернулся к телекамере и сказал громко, как говорят репортеры:
— Вот на этом самом месте я ее убил.
Клавдия толкнула в бок Порогина, тот очнулся и остервенело отрицательно затряс головой — убитая лежала в другом месте.
— Так, здесь подробнее, — попросила Клавдия.
— Ага-ага… Значит, я стоял вот так, а Юлька — вот… Я достал из кармана… Ну да, я в сутане был. И достал из кармана…
Клавдия замерла. Если он скажет — нож: вранье.
— Какая-то железяка была у меня…
— Какая железяка? — спросила Клавдия.
— Острая. Длинная. Вроде шила. Нет… — Карев внимательно смотрел на Порогина. — Отвертка, ага.
— Дайте ему муляж, — попросила Клавдия.
Кареву сунули в руку резиновый нож.
— Нет, не нож, — сказал он.
— Ничего, мы поняли. Показывайте.
— Это не он, — зашептал Игорь, пока Карев устанавливал оперативника, играющего роль Мартыновой. — Ее нашли на острове. Это не он…
— Подожди, — остановила его причитания Клавдия. — Как вы ее убили, покажите.
Карев снова уставился на Игоря и стал медленно поднимать руку, потом опустил и переложил муляж в левую руку.
— Вот так, — показал он. — В голову ударил. Да, точно, в голову. Сюда.
— Потом.
— Потом она упала…
— Покажите как.
— Он ничего не может! — капризным голосом заговорил вдруг Карев, показывая на оперативника, изображающего Мартынову. — Пусть вот Порогин лучше, а? Мне так удобнее будет.
— Иди, Игорек, — попросила Клавдия.
Карев взял Игоря за руку, задышал вдруг часто, уставился Порогину в глаза и потом быстро заговорил:
— Ага, ага… Она, значит, упала, вот так… А я взял и перетащил ее… Вон туда, на остров. Ага, потому что людей боялся…
Все, что дальше делал Карев, было в полном соответствии с результатами следствия.
Клавдия даже перестала уже удивляться. Она почти смирилась с мыслью, что они чудом нашли маньяка. К известному уже по результатам экспертиз Карев добавлял такие детали, которые придумать было невозможно.
В Воронцовском парке они пробыли до часу дня. Вскоре толпа зевак стала такой, что пришлось-таки разгонять ее, как это делается у нас — грубо и бестолково.
— Ну, что скажете? — спросила Клавдия Кленова, когда садились в автобусы, чтобы ехать в Матвеевское.
— Пока воздержусь, — ответил тот. — Но фокус тут есть.
Клавдия тогда решила, что Кленов просто неудачно подобрал слово.
Все сходилось, как в кроссворде, где даже неизвестные слова проступают двумя-тремя буквами и уже угадываются легко.
Так, для Клавдии все время было загадкой, почему эти женщины добровольно уходили с убийцей в самые глухие уголки, да еще в такую темень. Следов насилия, кроме тех ран, что нанесены уже после смерти, ни на одной не было.
Пожалуй, это обстоятельство казалось Клавдии самым необъяснимым. Сегодня люди настолько подозрительны — может быть, и правильно, — что заманить взрослых женщин в ловушку почти невозможно.
Теперь чудесным образом объяснялось и это. Карев был в сутане. Он — священник. И доверие ему полное.
И все-таки…
«А что — все-таки?! — самой собой возмущалась Клавдия. — Твое упрямое недоверие, мелкое, заметь, недоверие, основано на одних эмоциях и тупом упрямом «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Банальная недостаточность сюжета. Обида от простоты и, если уж до конца честно — что заслуга не твоя».