- Это будет красочное возвращение, Китнисс, - громогласно говорит Плутарх, будто его уже снимают камеры. – Возвращение всех выживших победителей, и ты будешь главным действующим лицом. От тебя потребуется кратко рассказать свою историю, мы можем даже записать ее заранее, улыбаться, всех поблагодарить за поддержку, и сказать, что в ближайшее время ты намерена заниматься чем-нибудь полезным, мы обговорим, чем именно, - тараторит Плутарх. – Видишь, не так сложно.
Китнисс думает, что одним интервью дело не ограничиться. Она все еще нужна им, она все-таки лицо революции, символ победившей стороны, ей найдут применение, особенно, если она быстро вернется в свою прежнюю форму, только захочет ли? В Тринадцатом Дистрикте она превозмогала боль, чтобы вернуться в Капитолий и убить Президента лично, но какую мотивацию ей придумают сейчас? Китнисс сложно представить, что они готовы предложить ей взамен. Ее дальше больше нечем шантажировать – всех призраков она успела похоронить. И что значит «она будет жить не одна»?
Плутарх охотно поясняет.
- В бывшем тренировочном центре мы будем работать со всеми участниками шоу одновременно. Косметологи, врачи, стилисты, персональные тренеры, - все, кто вернет вас к нормальному состоянию. На интервью перед Квартальной Бойней вы показали всем в первый раз, что все дистрикты – единое целое. Теперь пришло время напомнить всем о том, что вы тоже – единое целое, что вы – одна большая семья, многое потерявшая, но оправляющаяся от потерь. Это не будет иллюзией, как я полагаю. Вам всем понадобится какое-то время, чтобы действительно стать семьей. В конце концов, вы все помогли друг другу победить, вы заслужили спокойную жизнь, и вы будете на правах победителей жить в Тренировочном центре, зная, что вам больше никогда не придется ступить на Арену Голодных Игр.
Китнисс слушает его невнимательно, но его слова все-таки встречают в ее голове решительное сопротивление. Ей навязывают семью. Какую, к черту сказать, семью? У нее больше нет семьи. Она не испытывает желания обниматься на экранах страны с Энорабией, и уж тем более, она не желает завтракать с Джоанной. И жить в одном огромном доме вместе с искалеченными жизнью людьми.
На какое-то время она перестает дышать.
Пит.
Они вынуждают ее жить в одном огромном доме вместе с Питом.
========== ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ, в которой Пит пишет портреты с натуры ==========
День, когда в квартиру Пита и Хеймитча стучится Энни Креста, знаменует начало новой эры для всех в квартире находящихся. После того, как Джоанна прописалась в больнице и задолго до того, как ее разрешили навестить, проходит какое-то время. Хеймитч мечется по квартире в похмельном забытьи, и почти ничего не ест. Ему повсюду мерещатся призраки, и призраки машут ему своими бледными тонкими руками, и хватают его за плечи, и зовут к себе, ближе, ближе, подойди ближе. Хеймитч не может сопротивляться их зову. Среди них он видит Китнисс – яростную и прекрасную в своей ярости. Китнисс громко смеется и называет его солнышком, и пытается поддеть его очередной шуткой, и медленно превращается в Джоанну, оставляя только свой безумный смех. Хеймитч сходит с ума и не знает, происходит ли это с ним в кошмарах, которые просто перестали ограничиваться снами, или же в жизни, превратившись в его галлюцинации.
Пит приводит его в чувство ледяной водой, долго трясет за плечи и бьет наотмашь по щекам. Голова мужчины болтается из стороны в сторону, и из взгляда постепенно исчезает даже малейшая капля осознанности. Пит не боится потерять бывшего ментора. Пит просто приваливает обмякшее тело к стене, и разочарованно наблюдает за тем, как Хеймитч медленно и некрасиво сползает на пол. Питу почему-то хочется закурить. Вся жизнь его только и ждет того, что он спалит все дотла, и это кажется ему странным. Он был в огне наравне с Китнисс, но Огненной стала только она одна.
- Что ж, - говорит Пит тихо и задумчиво, - я знал, что ты сдашься именно сейчас. – Именно тогда, когда ей, возможно, нужна будет чья-то помощь. Но ей опять будет не на кого рассчитывать. Наверное, она должна была к этому привыкнуть.
- Пошел ты, - отвечает Хеймитч слабым голосом. В его голове взрываются маленькие и большие бомбы, похожие на те, что сожгли заживо маленькую Прим. – Пошел ты, - повторяет, как в безумии, мужчина, голоса призраков отходят на задний план, теперь можно сосредоточиться и на лице капитолийского пересадка. На лице, которое когда-то казалось ему таким добрым и красивым, но это было слишком давно, чтобы оставаться правдой. Он все еще слышит безумный смех не то Китнисс, не то Джоанны, но старается больше не смотреть в сторону, откуда смех доносится. Становится немного легче, возвращается чувствительность рук и ног, но голова начинает болеть сильнее. – Ей не нужна моя помощь. Она сильная, - говорит Хеймитч переродку или самому себе.
Пит, вскидывая голову и глядя в потолок, усмехается.
- Она уже доказала всем, что в помощи не нуждается. Когда покончила жизнь самоубийством. Ты подумаешь об этом перед сном?