Привычка выживать (СИ)

Хеймитч хочет, чтобы Китнисс вернулась, но знает, что возвращение не принесет ей облегчения. Куда ей возвращаться? В этом мире нет Прим. В этом мире у ее матери, последнего близкого человека, пустые и отстраненные глаза. К Хеймитчу, по большому счету, она никогда не была привязана по-настоящему, ей удавалось просто видеть между ними двумя жуткое сходство. А Пит… а что, собственно, говоря, Пит? Мальчишка изменился до неузнаваемости, и в моменты, когда капитолийский переродок ведет себя, как прежний Пит Мелларк, Хеймитч сам готов взять нож и покончить со всем этим затянувшимся маскарадом. Не может человек, прошедший через пытки, смерти, убийства, остаться прежним. Так что же сделал с ним, с этим смышленым мальчишкой, слишком добрым и слишком отзывчивым для темных времен, Капитолий, раз ему удается обманывать всех вокруг своим прежним лицом победителя? Хеймитч старается об этом не думать, но продолжает. Воспоминания о старом Пите терзают его при виде Пита нынешнего. Он ищет, с ужасом и надеждой, ищет подтверждений того, что он ошибся, но каждый раз, когда он будто бы находит объяснение всему происходящему, сам Пит просто берет и рушит построенные иллюзии. Прежний Пит, пусть даже не влюбленный в Китнисс, никогда бы не смотрел на нее с таким равнодушием. Прежний Пит никогда бы не сказал того, что сказал новый Пит. Хеймитч знает, что ему, умудренному опытом, прошедшему через ужасы Второй Квартальной бойни и последующие кошмары менторства человеку, пора расставаться с иллюзиями.

Начинает он с того, что громко распахивает дверь в спальню своих соседей и топает до окна, стараясь не рассматривать бесстыдно обнаженное тело Джоанны Мейсон, стараясь не думать о том, что все, происходящее здесь, напоминает какую-то пошлую историю о подростковом максимализме и отчаянной жажде жизни. Что эти дети могут знать о жизни? В их существовании было слишком много притворства и лжи, чтобы любить кого-то по-настоящему.

- Ты проспала, - обвиняюще говорит Хеймитч жмурящейся от яркого света Джоанне. – Ты проиграла пари, не явившись.

- О, - Джоанна фыркает и потягивается, пытаясь выбраться из-под руки до сих пор спящего Пита, - так и ты не явился, старик.

- Замолчите оба, - шипит Пит и зарывается головой под подушку. – Иначе я с вами двумя справлюсь.

А вот это он зря. Потому что задетая честь двух победителей просто так не может угомониться. И в результате великолепное трио разной степени помятости появляется в старом здании Тренировочного центра, и Джоанна кажется самой адекватной из них троих, потому что может улыбаться бывшим повстанцам и нынешним военным, в то время как ее спутники хмуро смотрят по сторонам. У них есть подозрение, что их нахождение здесь совершенно незаконно. Хеймитч не удерживается, и, переступая порог здания, гогочет:

- Подумать только, они пустили в святая святых бомбу замедленного действия, - и во все глаза смотрит на Пита, который отмахивается, как от назойливой мухи, и все еще пытается понять, каким именно образом его заставили прийти сюда. Здесь много военных, людей, из повстанцев с хорошей физической подготовкой, превратившихся в элитных воинов, чья первоочередная задача – защита первых людей государства. Трое победителей, пусть и выпущенных из больницы, но являющихся сумасшедшими, кажутся белыми воронами. Впрочем, сейчас в элитном тренировочном центре не так много людей, чтобы не хватало воздуха и на них.

Свободный тренер, к которому оказывается прикреплена Джоанна приказом свыше, не сильно возражает против довеска в качестве двух хмурых мужчин. Конечно, он знает, кого видит перед собой. Пит думает даже, что прежде они уже встречались, но играет по навязываемым правилам игры, и делает все, что от него требуется. Разумеется, первый шаг – определение нынешнего физического состояния новоприбывших, и Хеймитч после второго круга бега на открытой площадке готов отомстить Джоанне каким-нибудь жутким способом, но он так сильно устал, что с трудом шевелит конечностями, в то время как Джоанна примеривается к топору побольше и без стеснения показывает своему будущему сопернику язык.

- Придется пойти тебе на уступки, старичок, - колко замечает во время двухминутного перерыва, обегая скрючившегося алкоголика со стажем. - Я позволю тебе чуть-чуть прийти в норму, а потом положу на лопатки. Иначе просто неинтересно. Слишком просто.